— Черный - цвет ночной погони,
Белый - значит смерть и горе,
Золотой - наряд венчальный,
Красный цвет развеет чары —

Себастьяну не шел белый цвет.
Он лишал его всякой человечности.

Среди дорогих снежных тканей с золотой вышивкой, его пепельными волосами, да бледной кожей, белый казался сплошным издевательством. Будто старуха-смерть, как в какой-то древней сказке примитивных, вдруг приняла образ красивого юноши, чтобы выманить свою жертву из дома. И молодость должна нести свое очарование весны и света, но от Себастьяна холодом веяло и пеплом отгоревших пожарищ. Черные дыры глаз лишь выделялись на лице его и улыбка кривая, показательно-ласковая. Будто издевательство. Сплошная насмешка над старыми традициями благородных сумеречных охотников.

Он сделал это специально. Честно говоря, сын Лилит даже слишком многое делал специально.
На свадьбу позвал сестру и названого брата, скованного с Моргенштерном темным альянсом нерушимым. Длинной шеренгой выстроил свою армию в черно-красных одеждах по периметру старой европейской церквушки, а на венчание не священника позвал, а собственную мать. Наверное это было плевком в традиции. Себастьян улыбался, чувствуя как будто бы под его ногами трещат и крошатся в пыль старые правила, чужие законы, мораль и заветы христианские. Сделать Великого Демона, саму Лилит, свидетельницей и хозяйкой торжества, было странным пиком этого показного и до одури фальшивого союза.
Только мать стояла у алтаря в черном наряде, изогнув губы кровавые в улыбку обольстительную и в черных глаз ее /так похожих на сына глаза/ жили ядовитые змеи. Они щерились и шипели, открывали пасти и с них капал мутный яд, танцевали те змеи в глазах ее торжеством и весельем, им спектакль тот
н р а в и л с я.

Разделял ли ту радость Себастьян?

Еще какой-то час назад, он стоял перед огромным зеркалом и поправлял золотые запонки с черными бриллиантами на рукавах. С ухмылкой насмешливой спрашивал у сестрицы как он смотрится в день собственной свадьбы, глумливо выпытывал советы у Джейса, злобно смеялся, ловя искры безумия в глазах собственных. К нему Лилит подходила, пальцами длинными с когтями черными она поправляла галстук его, мурлыкала и ворковала, приговаривая как прекрасен сын ее возлюбленный. Всё происходящее на фарс походило и улыбка на лице Клариссы вымученной казалась, она то и дело взгляд на часы бросала, словно желая поскорее покинуть церковь жуткую и отмыться в ванной от налипшего за день торжества фальшивого. Джейс ее руку сжимал и Себастьян иногда одергивал братца злобно, напоминая о том, что сегодня не их день любви ангельской. Впрочем, на самом деле ему было всё равно. Он женился бы и на примитивной, если бы так нужно было, только бы не уродиной была и ему не мешала. Свою же нареченную до церемонии он видел разве что мельком, вскользь. Она всплывала в разговорах со знакомыми мутантами, смеялась где-то вдалеке и казалась... счастливой? Что же, сыну Лилит даже нравилась мысль о том, чего он лишал едва знакомую девушку. В конце концов врядли она надеялась выйти замуж по чужой воле, из-за простой политики, потому что так было решено и сказано кем-то другим, третьим, прежде не имевшим и малого значения. И не будет никаких романтичных свиданий, красивых постановочных видео в центральном парке, счастливых улыбок и ласковых заверение в любви чистой и бесконечной, такой волшебной, что лишь в сказках бывает.
И все же...
Моргенштерн ненадолго к окну отворачивается, с прищуром смотрит на солнце послеполуденное и теплое /оно кожи нежным поцелуем касается/, да улыбка напоказ ядовитая с лица ненадолго соскальзывает.
Честно говоря, свою свадьбу он и сам никогда не представлял. Разве что с Клариссой, в Эдоме, ради желания заставить сестру рядом быть, в его власти полной, и жить в мире мертвом долгую бесконечность. Наверное и связать с собой Фрэй он хотел лишь потому, что вечность не желал в одиночестве проводить...
Когда же те желания исчезли и растворились?
Себастьян рукой по волосам белым проводит, недовольно кривится и глаза на руины старинного кладбища опускает. На плите плесневелой, могильной, ворон притаился, перебирает лапами, словно на жердочке, да глазами своими сверкает в сторону нефилима с кровью демонической.
Моргенштерн свои старые запальчивые мечты /слишком безрассудные/ потерял в Благом Дворе ли? За долгими беседами с Лилит? Быть может в Идрисе, когда разглядывал поверженную столицу охотников и перед глазами мелькали склоненные бывшие враги, что принимали дар кровавый из Чаши Ада, меняясь навсегда под воздействием магии проклятой.

Наверное всё и впрямь имеет свою цену.
И жертвы каждый приносить должен, будто со времен языческих ничего и не изменилось толком.

Ради власти и величия он от сестры отказался, шипел гневливо, но жизнь Джослин Фэирчайлд сохранил, пошел на договоры с Нижним Миром, признавая чужие права. Он лишь раз позволил себе по-настоящему сорваться, когда уничтожал всех несогласных и помнил до сих пор как пел в его руках клинок серафима, как кровь меч напитала по самую рукоять и с волос пепельных капли багряные стекали.
"Так будет лучше для тебя же, любовь моя", - с улыбкой искусно-обманчивой шептала тихо Королева Благого Двора и глаза ее сверкали ничуть не хуже чем у Великой Демоницы. Уж она-то, древняя стерва, теперь была довольна как никогда, расправившись с большинством своих самых ненавистных врагов.

Политический брак.
Сын Лилит себя жалеть не умел, такая малость его не трогала. Он всё больше о том думал, что ему с союза этого будет. К каким знаниям доступ получит, какие лживые обещания сам даст в ответ, якобы соглашаясь не лезть в жизнь примитивных и не разрушать их привычный мир во благу собственной кровожадности. Ха! С Небес на их мир взирали ангелы, но и они почему-то оставались равнодушны к тому, что творил Моргенштерн. Так если не Небесного Огня, так чего же еще ему бояться? Жалких мутантов, горстки "защитников Земли"? У них и своих забот хватало, у них и свои враги имелись, знания о них - вот, пожалуй, еще одно преимущество союза.
И не даром же кто-то однажды сказал, что друзей своих близко держать стоит, да врагов еще ближе. Что же.. Себастьян умел быть послушным учеником, хорошо уроки усваивал.
Своих врагов он, в некотором смысле, в собственную постель пускал...

Закатный свет проникает через витражное окно старинной часовни, отбрасывает разноцветные блики на пол. Алый и оранжевый стены покрывает, красит белые одежды в оттенки кровавые.
И Себастьян у алтаря стоит плечи расправив, гордо голову подняв и взгляд с невесты не сводит. Маленькая, хрупкая, едва ли не ребенком кажется. Пока Лилит слова ритуала свадебного произносит, Моргенштерн  чужие ручки в свои берет /холодные пальцы с теплом чужих сталкиваются/.
Демоница на сына своего взгляд переводит, змеится улыбка ласковая по губам ее, Моргенштерн стило достает, перехватывает руку чужую за запястье, ближе к себе притягивает. Он на кожу, у груди, руны наносит церемониальную.
- Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо любовь сильна, как смерть. - Слова, с детства знакомые, с языка соскальзывают равнодушно-спокойно, будто из книги ветхой зачитанные. Чужую кожу руна обжигает, ярким красным /как от ожога/, но Анна не кричит и не морщится, только вздрагивает, рефлекторно пальцами сжимает руку мужскую.
Нефилим и не думал даже, что руна все-таки укрепится, от мутантки он ждал смерти мучительной прямо у алтаря, зато при свидетелях, чтобы каждый сказать мог, что не при чем он, просто примитивные не способны такую магию выдержать ангельскую. Но нет. Жива. И даже в порядке. Джонатан не расстраивается и не радуется, только расстегивает свою рубашку, обнажает кожу покрытую серебристыми полосами шрамов от рун старых и черными от тех, что еще силой полнятся.
У девушки стило нет, да и не послушалось бы оно в руках ее. Себастьян сам на себя нужную руну наносит и повторяет слова церемониальные невеста. Их кольца скрепляют на пальцы друг друга надетые.
Себастьяну приходится наклониться низко, пальцами за подбородок личико чужое поднять и поцеловать губы сомкнутые. Он не сразу отстраняется, застывает в считанных сантиметрах от Анны, ухмыляется колко и в глаза ее смотрит не мигая. Только когда зал каменный наконец разрывает тишина от хлопков поздравительных, нефилим наконец отступает чуть в сторону, перехватывает ручку женскую и к Помраченным поворачивается, да гостям этого спектакля.
Вот вам и завершение "обязательной программы".
Сын Лилит фыркает незаметно и морщится, только гримасу за улыбкой фальшивой прячет, поздравления принимает. К нему Королева подходит, на щеках его поцелуи оставляет и молодой жене улыбается, спрашивает у нее не захочет ли та фамилию Моргенштерн принять. Сестрица рядом вздрагивает. Их род проклятием стал, будто кровью причащенные они теперь, помеченные. Себастьян на Клариссу взгляд злобный бросает, невольно пальцы Анны сильнее сжимает. Ему бы сестре сказать, чтобы в руках себя держала лучше, если хочет остаться в Идрисе, а не попасть, как уже бывало, в заточение Эдома.

Только Лилит прерывает угрозы раньше, чем они вслух произнесены были. Как хозяйка праздника, она из церкви ведет всех на улицу, где среди деревьев стоят факелы подожженные и шатры раскинулись, украшенные цветами изысканными, плющом и инеем /будто не лето на дворе, а зима ранняя/. Гости за столами рассаживаются, музыка льется приятная, магия в воздухе звенит и искрится. На мгновение охотнику даже интересно становится - не сама ли Королева Благого Двора постаралась со своими слугами?

Им отдельный стол на помосте отведен и нефилим галантно креслице отодвигает, помогая супруге на место опуститься, с легкой улыбкой, холодной и ласковой, смотрит на то, как гости рассаживаются, бокалы свои поднимают, будто свадьба эта настоящая, а не фикция ради мира шаткого. Моргенштерн свой бокал тоже поднимает, в нем вино красное искрит и в закатных лучах светится, аромат его плывет на ветру прохладном и нежном. Бокал хрустальный к губам подносит, да только едва ли пьет, хоть и не умеет пьянеть от любого количества.
Он к жене склоняется ближе и улыбка лукавая на лице вспыхивает.
- Смотри, видишь, там, - он жестом показывает на танцевальный подиум, где среди тканей белых и золотых на часть площадки сыпятся искры серебряные. - Пыльца фей. - Его глаза огнем загораются, ему даже интересно становится захочет ли кто-то танцевать под дождем этим драгоценным, да кажется ему, что многие не откажутся. - Лучше держись от нее подальше. Мощный наркотик, вызывает галлюцинации, превращая твой мир в волшебную сказку. Эффект интересный: будешь петь, танцевать и смеяться будто в рай попала, но проверять не советую. По крайней мере сегодня. - Он плечами передергивает, замолкает на мгновение, отвлекается. Благосклонно кивает своему лейтенанту, когда та салютует бокалом, а после вновь к Анне поворачивается. - Впрочем, потанцевать нам и впрямь придется. Пока матушка не подошла. - Последние слова Джонатан почти шепчет и бархатно смеется, весело и как-то по-особенному легко, будто сбрасывая на мгновение маски /просто иную нацепив/.

Он супруге руку галантно подает, да только вцепляется в нее хваткой жесткой. За ними гости и сами танцевать тянутся, под руку сестра Джейса берет, его слуги тоже по парам разбиваются, кто-то из фейри присоединяется и парочка гостей "со стороны невесты".
Музыка меняется на вальс и от этой приторности Себастьян невольно глаза закатывает и кривится будто сахар к зубам прилип. Он супругу по кругу ведет уверенно, чуть меж лопаток ее надавливает, движениями управляя, аккуратно избегает той стороны, где падает с потолка мелкий серебряный дождь. К их паре постепенно остальные присоединяются в танце, кажется даже Лилит с кем-то из Помраченных танцует и смеется громко и счастливо, будто и впрямь умеет подобному радоваться.
- Подумать только... - Моргенштерн взглядом пространство обводит, прерывается, закружив девушку, чтобы она поворот сделала, а после вновь к себе притягивает. - Если честно, не думал что увижу все это. Был уверен что умру раньше, что, к примеру, сестрица предаст и вонзит в меня клинок... - Себастьян взгляд на мгновение кидает в сторону Клариссы, прежде чем к Анне вновь обернуться. - Кто бы сказал мне раньше, что вот так всё будет, я бы как минимум в лицо рассмеялся.

Воздух свежий и музыка, бабочки летают меж цветами диковинными, что из своего царства фейри принесли. Посмотришь вокруг и не скажешь даже, что у половины присутствующих даже души нет, что все их улыбки, как программа заученная. Случайный свидетель вздохнул бы и улыбнулся восхищенно красоте такой. И не понял бы, что все здесь ложью и фальшью пропитано, что улыбки искусственны, радость вся напоказ. Небо тихое, с облаками перистыми, закатом укрытое, ярче в сумерках подступающих начинают огни факелов выделяться и плывут ароматы лета и праздника по территории церкви старинной. В этой церкви когда-то нашли множество мертвых младенцев, в этой церкви когда-то Лилит своего сына из мертвых возрождала...