[nick]Слепой[/nick][status]в моих венах живет ветер[/status][icon]https://a.radikal.ru/a30/1805/86/62ca3ca3e941.jpg[/icon][fandom]Дом в котором[/fandom]

Слепой не знает жалости, не ведает ее определения. Он слышит, как легкие Дома подбираются, насыщаясь кислородом, а потом опустошаются на ровном выдохе. Он сам живет так же: без шума и суеты, просто дыша ровно и безумно спокойно, не думая ни о ком другом и не желая, чтобы думали о нем.

Слепой ровный как труп, с кожей мертвецки-бледной и грязными, спутанными волосами, занавешивающими его незрячее лицо. Каждый, на кого Слепой смотрел своими перламутрово-мутными глазами в упор, не захочет, чтобы он проделал это снова. "Оно того не стоит", - скажут они. И будут правы.

Слепому не нужны руки и пальцы, чтобы касаться стен и идти вдоль них на ощупь. Сердце Дома ведет его само. бьется ровнее собственного, размереннее и легче. С таким сердцем ему не грозит угодить в Могильник, как, впрочем, и самому Слепому. Но он видел несколько людей, вышедших оттуда живыми. Однако... никакой разницы нет. Выпуск все равно наступит, хотят они того или нет, Выпуск все равно сотрет все лишнее, несущественное, оставит только то, что весомо, важно, значимо.

Слепой скрывается в комнате своей стаи. Его уже ждут.

***
У Габи худые узкие бедра и маленькая острая грудь. Он старается не касаться её лица, прислушивается к ровному биту сердца в ее груди. Этот моторчик может и не выдержать слишком высоких скоростей однажды. Но сейчас с ним еще все хорошо. У Габи нет принципов, именно этим она нравится Слепому. Ей все равно с кем, как и где. Габи плевать на посторонних в комнате и на то, как он скидывает ей нижнее белье с верхней койки.

Когда она спрыгивает, упругая маленькая грудь подпрыгивает, и Габи смеется. Слепой слышит ее смех и слышит, как колышется нежное тело и, конечно, слышит, как она подтягивает черный чулок, соблазнительно съехавший по ноге. В таких деталях ее обаяние, в этих элементах живет сам Дом, но Слепой не скажет этого Длинной Габи, потому что Длинная Габи должна быть максимально простой и неприхотливой, чтобы занимать свое место. Глубокие слова, размышления - все это может ранить ее, сломать, а Слепой бережет своих кукол, следит, чтобы они, нарядные и нежные, сидели на своих местах в прекрасных платьях и не дай бог не попытались навредить - себе или кому-то еще.

В его груди ровно бьется сердце. Сердце Габи бьется под его ладонью, когда она приподнимает свою маленькую задницу и снова опускается на него, постанывая что-то, почти напевая себе под нос. Левой рукой Слепой изучает ее выступающие позвонки и горячую кожу, ему кажется, ее сердце находится в копчике, вот где. Дальше от головы, ближе к тем местам, которыми она действительно умеет пользоваться.

Он не ханжа, прекрасно знает, что каждому в доме свое место, свое время и дело. Никому в голову не придет сделать больно Габи, когда она вот так ласково отдается любому желающему подержаться за ее грудь, когда она вот так томно смотрит своими темными глазами (и это, пожалуй, единственное красивое, что есть у нее на лице), плавно покачиваясь сверху.

Слепой думает, что он ничем не лучше других, только в навязчивом женском внимании он не нуждается. С Габи хорошо потому, что она не задает лишних вопросов и не лезет внутрь: приходит, делает свое дело и уходит. Иногда Слепой даже целует ее в губы (потому что не целуют другие), но это лучше вынести за скобки.

Он слышал, что пути Господа неисповедимы, но легко может поучаствовать с ним в первенстве, если такое существует. Пройти путем Слепого - все равно, что проследить влияние движения небесных тел на происходящее на земле. Мистика. Не иначе. Слепой не придает этому значения, прикрывает глаза волосам, чтобы никто не смотрел на него, когда он не хочет, а затем вдруг открывает снова и бросает на Габи мутный слепой взгляд, но она не замечает, приближаясь к пику.

Хорошая девочка.

Хорошая девочка ждет под дверью, не заходит. Уголком сознания он чувствует ее и в сотый раз благодарит небо за вою кромешную слепоту, в которой не всплывают ни цвета, ни краски, не восстает из пепла ее лицо. Слепой столько раз касался его, чтобы рассмотреть, но это все равно не сравнить с фотографической точностью взгляда, раз брошенного на объект запоминания.

Рыжая.

Он знает, как она дышит и слишком хорошо знает, как она чувствует.
Ее пульс колотит ему по ушам, и этот стук не перебивают даже неровные стоны Габи, объезжающей его бедра. Ему хочется, чтобы это прекратилось, но он не в силах положить этому конец. Рыжая зачем-то нужна Дому, а значит должна быть нужна и Слепому.

Он мог бы наврать ей, но откуда-тот знает: Рыжую ему не обмануть ни обещаниями вечной любви, ни клятвами в проедающей грудину ненависти.

Слепой толкает дверь комнаты плечом, выпуская Габи, складывает руки на груди, но даже голову в сторону Рыжей не поворачивает.

- Лорда здесь нет, - говорит он.
Его тон вторит: иди к себе, девочка.

Но Слепой знает, что Рыжая не уйдет, а у самого рука не поднимется ее вытолкать. Разговор с ней - о чем бы он ни был - не сделает ее жизнь лучше, а его легче, но такое удел Хозяина Дома - никому не отказывать в исповеди, и Слепой оставляет дверь открытой, отходя в глубину, к окну.