Местечко было – что надо. Такое убогое, угребанное и вшивое, что аж за душу брало – душевненько и уютно, мало чем отличалось от его собственной халупы, где рисунок на ковре было не разглядеть из-за количества пепла, окурков и ещё какого-то мусора. Как на вокзале.
Хотя городская квартира и правда была для Джона перевалочным пунктом и залом ожидания, жить он там даже не пытался, поэтому там заводилось всякое. Например, Гэри гребанный идиот Лестер с его блядскими жуками и наркотой, чертов кретин. А тут было ничего, миленько, все как плюшевые сидели по клетушкам и пускали слюни, а макароны тут были отпад, только скучно.
Это вечное зудящее ощущение: когда ты на деле, то мечтаешь продохнуть и избавиться от всей этой адской компании с их проблемами, оставив Лиге Плащей и Трико или каким-нибудь Высшим силам разгребать всё это дерьмо, а когда плюёшь в потолок, то ощущаешь, что разум твой начинает заплывать жиром и крошиться от безделья. Может быть это природная склонность жить только получая по морде и облапошивая кого-то другого, одной рукой обчищая карман, а второй запихивая обратно в Ад, откуда они и явились, может быть это кармическое, чтоб его, понимание, что ангелам несподручно возиться в дерьме, поэтому для этого есть уборщики падали вроде него, Джона Константина – почётная и до смерти важная роль. Было бы смешно, если бы уже не было откровенно плевать – от высокопарных речей пробивало проблеваться прямо на месте, потому что все эти герои вечно несли несовместимую с жизнью и мозгом херню, а то, что при этом им сходило с рук вообще всё, включая руины на месте крупных городов, оставшиеся в ходе их спасительных операций, а его регулярно разыскивали всеми силами полиции, уже как-то… Как-то.
Короче ясно было, что рожей не вышел, чтобы быть кумиром безмозглых потребителей, ну так и что с того теперь? Своё он получал, хотя получал и за своё сверх меры порой, да сидел сычом в Доме Таинств в гордом одиночестве, не считая духа дома и скрытого в нём, но да так проще, хотя на похороны не приходится часто ходить и закуривать очередную смерть друзей.
Всё это эмоционально выматывало и истощало на самом деле – сколько угодно можно изображать, что тебе наплевать на весь свет (тот, этот и все, какие найдёте), а всё равно ж каждый раз приходилось переться к черту на рога и устраивать танцы с бубном, чтобы всех этих людишек как-то уберечь, причем часто даже от них самих, вызвавших очередного отвратного духа «по приколу». Гребанные ублюдки. Джон чувствовал себя санитаром, хирургом, удалявшим опухоль у опухшего до края пациента, а потом ещё слушал причитания старушки с клюкой о том, что он неправильно всё делает и вообще живодёр. А Ньюкасл никто не отменял, как и до сих пор звучавшие в голове крики Астры. Проклятый демон уже растворился в электронном ангельском свете, а вытащить душу девочки назад так до сих пор и не вышло, а от этого было паршиво. Особенно паршиво, что из их шайки музыкантов-оккультистов все почти уже откинулись; вот и дружи после этого с людьми – схлопываются на глазах, сами себя уничтожают, каждый немного не в себе после увиденного. Только зачем они торопятся разглядеть всё ещё разок, но уже без возможности сбежать, Джон не понимал и даже думать об этом не хотел. Ублюдком было быть проще, только на этом держался и только так до сих пор копыта не откинул.
И доктор Крэйн тоже был ублюдком – он это видел сразу, нутром чуял, осклабился в усмешке, разваливаясь поудобнее на стуле и складывая руки на груди. Предыдущий доктор куда-то делся, может быть пошёл плакать в подушку, может быть смотрит сериальчик, которым глушит последние остатки совести (или как там это чувство называется?).
Проблема современного мира была в том, что Ад был уже на земле – если когда-то Мефистофель молодым и ретивым козликом скакал, чтобы получить душу, то теперь к нему была очередь, в которой каждый тащил свою потрепанную и вшивую душонку, переставшую быть бессмертной и хоть чего-то стоящей в тот момент, когда они перестали быть людьми по сути, а не форме. Инфляция на рынке душ была серьёзной проблемой, но хорошо, что не его проблемой. Плохо, что его тянули в эту проблему, когда спохватывались, что не хотят в Ад. Никто не хочет в Ад, но все хотят жить одним днём и получать удовольствия не расплачиваясь за них, или когда-нибудь потом, как с кредитами. А лучше и вовсе забыть и забыться.
– Что, док, тяжёлая ночка выдалась? – Константин хохтнул – весь этот пассаж про счастье и несчастье его не трогал. Захотел бы проповедь послушать – зашёл бы в церковь. А у доктора Крэйна, не считая вороха бумаг и рыбьих голубых глаз явно свора чертей за спиной тусовалась, спать ночами мешала, вот только экзорцист болен и не может подойти к телефону, разбирайтесь с этой дрянью как-нибудь там. – Ладно, я счастлив, а вы заняты. Могу идти? Я знаю много способов куда веселее провести два часа.
Где-то были тут даже симпатичные пациентки, хотя и странненькие немного, но он в койке вполне мог их вылечить.