Нью-Йорк все больше и больше напоминал костюмированное фрик-шоу, достойное цирка Финеаса Барнума за одним дополнением: практически все здесь было настоящим. И мало того, что в размеренную жизнь мегаполиса вторгались космические пришельцы и боги, здесь нашлось место для целых двух Существ, один из которых, по слухам, не всегда был зеленым; а символом стал солдат, несколько десятков лет пролежавший во льдах. Дети все чаще наряжались в Капитана Америка тридцать первого октября, звездно-полосатые костюмы обрели неожиданную популярность, а его щит стал едва ли не главным атрибутом любого парада. Для Электры было чем-то самим собой разумеющимся держаться в стороне от всего представления, позволяя парням — да и женщинам тоже, среди них все чаще Сокровища обнаруживались, отчаянно жаждущие внести свою лепту в перечень героических дел — в трико разбираться со всем самостоятельно.

И она с превеликим удовольствием и дальше была бы готова придерживаться позиции стороннего незаинтересованного наблюдателя, мельком следя за происходящим где-нибудь на побережье Эгейского моря, изредка находя американские газеты, только все пути рано или поздно возвращали ее в город, от которого старательно открещивалась. Который никогда не любила и так и не смогла принять, даже несмотря на то, что уже не один год прошел со смерти отца.
Будь ее воля, Начиос сравняла бы Нью-Йорк с землей. Предварительно устроив взбучку всем тем, кто причастен к дурным ассоциациям с этой точкой на карте, отмеченной жирным черным перманентным маркером.

Вместо этого она и сама прячет лицо за подобием маски — ярко-красный платок, на самом деле, со своей задачей справлялся едва ли, но было у Электры преимущество в том, что свидетелей она оставлять не собиралась, даже если это будут случайные зеваки, ведь мегаполис после полуночи стряхивает с себя липкие остатки сна — и в авантюру, как в омут, с головой бросается. Безрассудно и, возможно, даже опрометчиво. Напролом — почти что синоним «бестолково и глупо». Стик презрительно губы сжимал, пока полировал свою катану, и порицал — это называется слабоумием. Начиос игру поддерживала обычно: тем же тоном вторила, что слабоумие иногда равно отваге, рука об руку они идут.

Сесть на хвост парню, которого ищет Рука, не так и сложно. Обнаружить его первой — того проще. Преподаватель японского в одном из университетов Лиги Плюща проводит вечера совсем несоответственно статусу: пьет не мартини с водкой на Манхэттене, а дешевое пойло в одном из бруклинских баров — ведь это даже на виски не походит, наверняка разбавленная дрянь, от которой с утра голова будет раскалываться так, словно накануне несколько раз доброжелательный некто с силой приложил затылком о бетонную стену, — оставляет чаевые, которые несоизмеримо больше цены за все пять пропущенных стаканов, и плетется домой, едва шевеля ногами. Все должно было пройти абсолютно гладко: перехватить подвыпившего зануду на последнем повороте, горло вспороть и оставить так лежать до утра. Или пока кто-нибудь из незадачливых соседей не подойдет к окну и не заметит распластанное тело.
Электра поправляет перчатки почти скучающе. Дело — плевое. После нескольких лет гонок по пересеченной местности за выдающимися картами масти разного толка — от толкающих нелегальный товар до политиков — задача, что сама перед собой поставила, по уровню сложности и до одной звездочки не дотягивает.

Не считая того, что кто-то играет на опережение и ловит ее уже-почти-труп быстрее, чем Начиос.
Наглость неслыханная.

— Езжай за тем фургоном. — ниндзя, да и куноичи тоже, деньги с собой не носят, а водитель, кажется, уже привык к странно наряженным пассажирам: скучающим взглядом скользит по бесцеремонно устроившейся на переднем сидении Электре, жует нижнюю губу нарочито задумчиво. Тянется за пачкой мальборо, лежащей на передней панели.
— Еще чего. Во всем городе сейчас пробки. — у Начиос времени на полюбовные разглагольствования нет, она понимает, что лишние несколько минут — и потеряет машину из поля зрения; да какие несколько минут… И их в запасе нет. — Лучше выходите, дамочка. — меж пальцев в ярком свете фонарей блеснула сталь, и сюрикэн с филигранной точностью вонзился в панель. Меньше сантиметра от распластанной мужской ладони.
— Либо поведешь ты, либо я.
Мэттью однажды спросил: «как ты вообще права получила?», когда она, еще в колледже, чуть не сбила Фогги Нельсона, превращая того в жертву дорожно-транспортного происшествия на пешеходной дорожке. Так и написали бы в отчете: «попал под колеса баснословно дорогой тачки, за рулем которой сидела дочь греческого посла». Соответствие статусу до мельчайших деталей.
— И лучше держи рот закрытым.

Они долетают до доков буквально на первой космической, шины натужно скрипят, когда водитель с раскрасневшимся лицом бьет по тормозам, явно мечтая как можно скорее избавиться от неприятного пассажира. Электра с трудом подавляет желание приложить мужчину лицом о руль — во-первых, у нее нет времени, во-вторых, кажется, пора учиться справляться со своей внутренней агрессией, не пересчитывая чужие кости при этом — и выскальзывает из салона, напоследок постучав дважды по капоту раскрытой ладонью. Мол, проваливай отсюда, да поскорее. Через несколько минут будет очень жарко.
Голоса чужие тихие, слов с расстояния не разобрать, а в нос врезается запах застоявшейся воды и грязи, едкая ржавчина и плесень. То еще разнообразие. Начиос крадется мягко, осторожно, выбирая места, куда не падает неверный тусклый свет фонарей — Стик не зря обучал ее подбираться к противнику как можно более незаметно, а для ниндзя нет союзника вернее темноты.
И замирает за грузовым контейнером, выглядывая из-за него. Среди четверых сгрудившихся в широкий кружок мужчин не наблюдается того, ради кого она и сорвалась на другой конец города. Трое напоминали тех, кого предпочитал видеть в своих рядах Риголетто — пешки, которыми не жалко пожертвовать в случае необходимости, — и еще один будто бы не с ними. Просто прекрасно.
Не похоже, что переговоры будут долгими.
— Позвольте прервать вашу камерную вечеринку. — Электра на ходу извлекает саи, выходя из своего импровизированного пункта наблюдения. — Я забираю профессора Танака, вы не мешаете мне это сделать, и мы все мирно расходимся. — потому что возиться здесь в ее намерения не входило. Как и втолковывать бестолковым уличным головорезам правила хорошего тона: добычу нельзя перехватить и надеяться, что голова не ляжет на плаху после этого.
Не то чтобы Начиос в самом деле намеревалась полюбовно распрощаться с недружелюбно настроенными ребятами. И не то чтобы они в самом деле горели желанием отпустить ее восвояси.

Давайте потанцуем, раз вы того хотите.

Она заносит руку, готовясь к броску, когда за спиной слышит тихий шорох. Похоже на ветер, если, конечно, исключить из уравнения тех, кто умеет передвигаться абсолютно бесшумно даже для обладателей суперчувств, что уж говорить об остальных…
Все, на что можно полагаться с ниндзя — глаза. Слух с ними не помощник.
Рука не могла остаться в стороне и не попытаться забрать себе несчастного профессора, запертого в кабине машины. Наверное, он и не знает, от какого оружия жаждет смерти сильнее — от японских клинков или же от огнестрельного.
Но, пока клан здесь, никто не уберется по своей воле. Электра отвлекается от первоначальной цели, скрещивая саи, чтобы отразить обрушившуюся сверху атаку — ближайший к ней представитель древнего ордена спрыгнул с крыши контейнера, обнажив катану.
И не мечтай даже.
Сталь со свистом вспарывает воздух, также легко будет плоть рассекать. Если ниндзя до нее, конечно, доберутся. Краем глаза Начиос замечает парализованных неожиданным вторжением бандитов, застывших с монтировками, — значит, к Руке они не имеют никакого отношения — и резко подается вперед, вонзая саи в глазницы, удерживая ниндзя за затылок. Может, они и тихие, но все еще смертные, а проникающее ранение в полость черепа никому на пользу не пойдет.

Но эта треклятая лига теней как хтонический монстр, настоящая гидра — убей одного, так на смену ему придут трое. Следующего Электра бьет ногами. Не пройдет и пары минут, как здесь будет настоящее столпотворение из ребят в черном, и ей одной уже не справиться.

Клан, при всех их прочих недостатках, отличался завидной стойкостью в бою: численный перевес ниндзя давал о себе знать — они растворялись в ночи и обрушивались словно из пустоты, из ниоткуда, предательски и подло со спины, только успевай уворачиваться, перейти в контратаку куда сложнее. Выгадать момент и нанести удар в ответ, когда тебя теснят, заключая в сжимающееся кольцо? Как ни старайся зацепить хоть несколько перед тем, как тебя самого отправят в ад, получится не так уж и много.
Электру готовили бороться с Рукой до последнего вздоха с самого детства, Стик твердил — это называется предназначением. Судьбой, от которой не уйти. Бредни выжившего из ума слепого старика, который кроме войны ни на что не годен?
Но встреча с послушниками, поклоняющимися демону, лицом к лицу теперь не кажется таким уж безумием. Особенно когда они пытаются нашинковать тебя катанами словно заправские шеф-повара в элитном ресторане на Манхэттене.

Лучшим выходом будет перерезать горло профессору до того, как его похитят, потому что от мертвого проку — чуть. Разобрать шифр по полочкам тот, кому место в деревянном ящике на шесть футов под землей, если и сумеет, то только при помощи черной магии. Впрочем, сэнсэй некогда бросил вскользь: орден способен и на большие прегрешения, так что не лишним будет отправить тело на дно Гудзона. Если, конечно, с аквалангами ниндзя погружаться еще не научились; вдруг среди них превосходные дайверы? Но так будет хоть иллюзия успеха; призрачный шанс того, что не станут бросаться с головой в темные воды за мертвецом, чтобы воскресить его.
И дальнейший маршрут для Начиос: прочь отсюда. Не просто из доков, а из гниющего изнутри города, что подобно раковой опухоли пожирает сам себя, медленно разлагаясь при попытках навести порядок или просто подчинить хаос.

И имя нам — легион.

Треклятые китайские — японские, вернее — болванчики, армия ведомых марионеток, послушно готовых и совершить ритуальное сэппуку, если потребуется, и устранить всех тех, кто поневоле окажется на пути — вот кто ниндзя на самом деле. Электра понятия не имела, какие привилегии, помимо, без сомнений, престижного поклонения Зверю и принесения себя в жертву во имя кровожадного языческого божества демонического происхождения, были обещаны, да и знать не хотела никогда. Ей было достаточно того, что Рука — заклятый враг Чистых. А, значит, и ее враг тоже; Стик хоть и не входил в топ самых любимых людей Начиос, которых грудью стоит защищать, все же воспитал ее, да вложил в голову представление о верности и долге.

Исказиться понятиям, подменяясь фальшивкой, суждено годами позже, сейчас — слишком рано для этого.

Она изрядно и совсем не по-геройски проезжается по грязи, когда сшибает с ног противника и падает сама, тут же клинок в грудь вгоняя почти по рукоятку. Пожалуй, единственным преимуществом было то, что вместо трупа оставался лишь темный дым, как только организм переставал функционировать должным образом, становясь пустым сосудом, оболочкой, не больше. Наверное, еще одна из особенностей, практикующаяся в клане. Зато не приходится спотыкаться о тела.
Электра группируется и откатывается в сторону, когда один из идиотов, похитивших профессора, открывает огонь: у него то ли руки трясутся, как при паркинсоне, то ли прицел изрядно сбит от стресса — так и хочется встряхнуть за плечи и напомнить: подобные у боссов не задерживаются, расходное мясо, ни на что кроме не годное, если даже по цели попасть не может, — а она уже прячется за небольшим ящиком. Наверняка доверху забит чем-нибудь нелегальным.
Проклятые ушлые мафиози.
Воздух втягивает сквозь зубы, когда замечает царапину на боку, ногтями царапает рассеченные края кожи невольно. Не смертельно, но неприятно; шрам останется в качестве напоминания. «Привет-привет, эту ночь ты провела именно так, как хотел бы Стик».
Начиос дыхание перевести пытается, когда яркая вспышка света привлекает ее внимание, вынуждая выглянуть.

И не поверить своим глазам.

Потому что даже в чокнутом Нью-Йорке, сумасбродном, где эти супергерои скоро начнут собираться в команды по интересам — еще и названия наверняка дурацкие придумают для себя, что-нибудь вроде «защитников» — люди не должны гореть.
И объятые огнем черепа — нечто из ряда вон выходящее.
То, что прямо под носом происходит акт сожжения, напоминающий Салем в худшие его годы, Электра не замечает. План, дефективный до идиотизма, приходит на ум быстрее, чем она успевает оценить все возможные недостатки.
И бежит к фургону как к единственному спасению. Потому что это — фигуральный ключ к свободе. А еще приятный бонус, благодаря которому можно заставить клан судорожно метаться, разыскивая другое решение.
Так, во всяком случае, хотелось бы думать; Начиос не суетится, несмотря на кажущуюся внешнюю хаотичность, и забирается в пустую кабину. Ей бы стоило благословить тех, кто придумал не самые надежные перегородки в грузовых автомобилях, локтем вышибает без того хлипкое сдвижное стекло, а профессор шарахается к противоположной стене кузова. И выглядит Танака так, словно не может определиться: упасть в обморок или сразу получить крупноочаговый инфаркт миокарда с нарушением ритма.
Шея под галстуком и тугим воротником рубашки у него взмокшая, по вискам стекают капли пота. Зрелище жалкое, но Электра и не любоваться намеревается.

Он даже не пытается увернуться, когда она бьет его ногой в солнечное сплетение, вынуждая отлететь и удариться спиной о твердую поверхность; не сопротивляется, когда Начиос дергает на себя — рвущиеся швы дорогого костюма жалобно трещат под цепкими пальцами, — заставляет подняться и захватывает за шею, прижимаясь сзади. С клинком, зажатым в правой руке.
В отличие от всех остальных, собравшихся почтить своим вниманием ничем не примечательного, кроме занудства во время лекций, профессора, Электра может гарантировать: пройдет все быстро и безболезненно.

Фургон нехорошо и ощутимо качнулся, когда ниндзя, сумевшие миновать огненную кару, добрались до него и распахнули задние двери. И тут же приняли боевые стойки, стеклянными безучастными глазами вперившись в Начиос, опередившую их.
— У вас… — за спинами дьявольский шторм из бушующего пламени. Договорить она не успевает; еще минус пара противников.
Не то чтобы ей жаль. Напоминающие тараканов в своей обезличенности и массовости, болванчики-марионетки никогда не нравились.