Если кто-то думает, что быть супергероем круто – то он неебически ошибается. Потому что если ты не чертов криптонианец или не миллионер с кучей бабла и оборудованием, которому завидует вся армия мира – даже, блять, не суйся в это дело. Грохнут в первые три минуты, если ты не обладаешь удачей или хотя бы минимальными навыками самозащиты и бронежилетом.  Просто смешно, когда фанаты комиксов выдумывают из себя черти что, а потом страдают те, кто реально… реально кто?

Ким не супергерой. Не офицер полиции. Она – девчонка на побегушках с личным, одобренным правительством, Глоком и Desert Eagle израильского производства в кобуре.  Бывшая няня, спасающая кошек и – совершенно случайно – натыкающаяся на придурков, решивших, что захватить мир, оказывается, весело. Весело было ей, зашивающей пулевые ранения и со шрамами на все тело. Весело было, когда родители говорили: «Ты умница, Кимми, только не перетруждай себя»; «Мы гордимся тобой, милая, ты лучшая». Родители говорили много – она искренне – когда-то, конечно – улыбалась, пытаясь скрыть собственную боль.

Родителям насрать -  принять, наверное, можно. Правительство, которое сухо благодарит за помощь и выдает разрешение на легальное ношение оружия и использования его без отчетности  – тем более. Понять себя – нечто нереальное. После первого серьезного ранения, когда она попала в больницу почти на полгода, Ким не уставала спрашивать себя: а на кой черт ей это вообще нужно? Она не супергерой из комиксов, у нее нет силы криптонианца, силы полубога – нет ничего, кроме гения-малолетки на подхвате, лучшего друга, исправно прикрывающего спину и, будем откровенны, мешающего иной раз, а также верного оружия в руках. Фраза «а кто, если не ты?» резала уши похлеще ножей Шиго, которая однажды чуть не лишила ее ноги. Чертова фраза, от которой все сжималось от безысходности, понимания, что она поставлена на пьедестал, с которого уже не уйти.

Супер-девочка без зарплаты.

Любимица народа с пулевым в плечо навылет.

Дочка родителей, которые жили словно в вакууме, не замечая, что старший ребенок постоянно подставляется под ножи и пули, а порой на кое-что пострашнее, спасая чертов мир; что младшие сыновья способны за десять минут создать бомбу, которая может уничтожить полгорода. Что, возможно, однажды Ким и близнецы окажутся по разные стороны баррикад, если их любовь к науке свернет не на ту дорожку.

Ей было чертовски страшно. Этот страх – удушливый, не отпускающий – преследовал ее еще с четырнадцати, когда она, впервые спасая людей от лавины, поняла, что может умереть сама. Когда она впервые заработала серьезное ранение, от которого загремела в больницу на месяц. Когда девчонки из группы поддержки попросили ее скрывать гематомы и шрамы под тональником, потому что «нормальные девочки так не выглядят, Ким, а ты под нормальную уже даже не косишь».

Потому что Рон уже два года умолял ее уйти от дел.

Лучший (а имеет ли она право так его называть?) друг, который страдал больше, чем она. Лучший друг, чье тело покрывала сеть шрамов, не таких страшных, как у нее, но не менее неприятных, ноющих в дождливую погоду.

Ебанный стыд.

Иногда, совсем совсем редко, она плакала в подушку и мечтала стать Чудо-женщиной, о которой постоянно говорили в интернете. Чтобы у нее был свой супер-крутой щит, наручи, а вместо кожи какая-то офигенно прочная броня. Но Ким, пускай и Пять-с-плюсом, но все еще обычный человек. Девчонка, у которой вместо двух косметичек с помадами тумбочка была завалена сухим порошком для смазки оружия. У которой под ногтями вечная грязь от ежедневной чистки любимых пистолетов. У которой маникюр не держится больше суток, потому что враги постоянно решали напасть на мир именно тогда, когда она только его обновляла.  Самое, пожалуй, страшное – для нее это стало нормальным еще три года назад.

Стало нормальным носить легкий бронежилет, который ей соорудил Уэйт. Нормальным стало покупать патроны самостоятельно, не опасаясь косых взглядов продавцов, носить под неплотным пиджаком кобуру с пистолетом, потому что мало ли что случится в мире, пока она на учебе. Стало нормальным замазывать консилером не только вечные синяки под глазами, но и струпья от еще незаживших ран, чтобы никто даже не подумал, что Ким не «мисс совершенство». Стало нормальным понимать, что никто, даже Джош Мэнки, с которым она встречалась когда-то, не позовет ее на танцы. Ведь она не может даже надеть платье, потому что ее могут вызвать на миссию в любой момент.  Стало нормальным не-быть-девчонкой.

Сейчас Ким, любовно чистящая Глок, могла лишь механически выполнять привычную последовательность действий, в очередной раз поражаясь, что еще никого не убила за свою долгую службу. Ранила – да. Оставила инвалидом на всю жизнь – было и такое. До убийства, страшного, невозможного по своей сути, еще, наверное, не доросла. Хотя, казалось бы, чего сложного: дуло пистолетов так много раз смотрело в грудину того же Драккена, что стоило ей нажать на курок - а с прицелом у нее все в порядке - почувствовать мощную, неодинаковую отдачу, и на одного ублюдка в мире стало бы меньше. Но она не могла. И, наверное, не сможет никогда.

Идеальные девочки руки не марают, так, вроде, говорят.

Вынуть магазин, убедиться, что патронов нет, положить на специальную салфетку. Чистка ствола специальной стволовой змеей, гремящей на всю комнату; магазина от нагара, который не смывается нормально с кожи; очистка затвора от латунной стружки щеткой – знакомо на столько, что можно закрыть глаза и делать все вслепую, не обращая ни особого внимания, ни сосредотачиваясь.   Самое время, чтобы в очередной раз заняться самокопанием, пока братья в соседней комнате кричат что-то про новую ракету, которую им хочется собрать. Наверное, никто в их семье никогда не сможет быть нормальным, и виной тому даже не гены родителей, которые сами по себе, несомненно, золотые самородки, а их личностные особенности, раскрывшиеся слишком рано. На столько, что они, будучи популярными среди их круга, оставались изгоями – не похожие ни на кого, не вписывающиеся ни в какие современные рамки. От этого ей – и только ей -  становилось особенно хреново на душе.

Ким опустила взгляд на собственные руки, невольно отмечая мелкие раны и цыпки на некогда ухоженной коже – последние задания выдались слишком тяжелые, было некогда даже по-человечески вымыть голову, не говоря уже о всяких кремах и масках, заполняющих полки ее ванной.

Нормальные девчонки, наверное, живут все же не так.  Они не разбирают пистолеты, как заправленные армейцы, не принимают душ за три минуты, наученные горьким опытом, что за эти сранные секунды, пока они смывают с тела душистую пену, может погибнуть невинная душа; не надевают на танцы, гребанные школьные танцы, удобные штаны с карманами, потайными креплениями для ножей; не надевают куртку, под которой, даже не особо скрытно, торчит пистолетная рукоять. Им все это далеко, как для самой Ким стал далек их перламутровый мир.

Затянув волосы в хвост – распущенные уже давно мешали ей нормально работать – она бросила быстрый взгляд на часы. Слишком быстро. Когда-то она всегда опаздывала, не умея правильно распределять время. Сейчас, ценя каждую секунду, приходила слишком быстро. Она даже не могла заняться уборкой в комнате: приучила себя и к порядку, четкому расположению вещей, чтобы сборы занимали тридцать секунд, не больше. Обзавидуется любой пожарный. Не могла почитать звездные блоги или твиттер – ей давно было плевать на селебрити, их жизнь на столько радикально отличалась от ее собственной, что интересоваться ими стало уже просто скучно. Ким Пять-с-плюсом, звездочка, спасающая мир, не могла спасти саму себя – умерла под ответственностью за чужие жизни, страхом за семью, создала жалкий окоп, чтобы держаться хоть как-то за чудом не полетевшую психику. Ким Пять-с-плюсом чертова везучая девчонка, вообразившая себя супергероем без зарплаты.

Получалось хреново.

«Ты готова?» - сообщение от Рона помогло ей немного очнуться, и Кимми краем глаза оценила свою внешность в зеркале: синяки спрятала, шрамы незаметны, ну а остатки масла под ногтями смывать уже и смысла нет – уже завтра она будет чистить пистолеты заново, или точить ножи, какая, наверное, разница.

Правда в том, что самым большим страхом Ким была не собственная отчужденность от мира. Не семья, трещащая по швам, и сама того не понимающая; даже не Драккен с его идиотскими планами и чокнутой Шиго.

Она боялась, что на дно, где находилась уже давно, упорно тащит Рона, не отпуская его широкое запястье. Лучшего и, блять, единственного друга, явно не заслуживающего такого отношения.

Правда в том, что Ким –мать-ее-Пять-с-плюсом, слишком слабая, чтобы остаться одной.

Правда в том, что Рон, наверное, все итак прекрасно понимал.

И осознание этого давило на нее плитой более сильной, чем случайная смерть невинных людей.

Потянувшись, Ким захватила телефон с тумбочки и вышла в коридор, закрывая дверь. К сожалению, эта же дверь не могла закрыть страхи, что жили в ее душе каждый чертов день.

Sigrid -Everybody Knows

Девочка должна быть девочкой – так всегда говорила мать. Ей было десять, когда она вычесывала уже тогда длинные рыжие волосы дочери, ласково массировала кожу пальцами, дарила гигиеническую помаду и приучала пользоваться бесцветным лаком. Девочка должна быть девочкой. Щебетать с подружками над модным журналом, выискивать в магазине те-самые-джинсы, чтобы сидели так, что попа кажется более упругой и подтянутой, а ноги тонкими, от ушей почти. Девочка должна ходить на свидания, целоваться с мальчиками под огромным диско-шаром, должна вызывать нервные вздохи и зависть.

Девочка много что должна. Тренироваться в стрельбе в гараже, сбивать костяшки в кровь о манекен на тренировке, начищать морды всяким уродам - это все точно должны делать мальчики из комиксов, обтянутые в спандекс или смешные трусы вместо штанов. Или военные, которым за это платят. Платят неустойки, обеспечивают страховку и лучшее лечение.

Девочка должна готовить обед и светиться счастьем, обустраивая дом.

- Кимми, милая, - буквально накануне, когда Ким, в своей комнате пересчитывала инвентарь, забыв закрыть дверь на замок, ее мама впорхнула, словно танцуя, к ней, беспардонно нарушая личное пространство. Она тогда успела лишь неловко накинуть на себя кофту, скрывая под теплой тканью совсем свежие раны и уродливый шрам на груди, не прикрытый топом. Мать, конечно, не заметила бы -  ее глаза вечно покрыты дымкой наивного счастья, а в голове лишь мысли о грядущих операциях и ужине, - совершенно невозможное сочетание для такой неземной женщины. Ким матери завидовала по-черному, пускай свою дорогу выбрала самостоятельно. Завидовать в таком случае тупо. Нужно лишь корить себя за неоправданную глупость.

- Я тут прикупила тебе для танцев, - мама протянула ей нечто нежно-голубое, воздушное, в блестках, непременно прекрасное. Платье принцессы, мечта, которая недосягаема сейчас.

- Спасибо, - неловко ответила она тогда, - у меня есть, что надеть. Оставлю для выпускного.

- Тебе нужно, ну, знаешь, - мать взмахнула руками, и она почувствовала запах ее духов – еще одно новое табу для героя. Ткань от платья зашуршала на ее локте, сияя в свете включенных ламп, - ты идешь с Роном, пора его очаровать!
- Мам, - Ким, даже не скрываясь, недовольно поморщилась и отложила сжатый в руке стилет на полотенце. Оно, когда-то было белым, сейчас же стало в черную крапинку от масла. У нее никак не доходили руки его заменить, - мы с Роном друзья, ладно? И это просто… танцы?

- Но тебе же так нравились вечеринки в школе, - родительница, искренне обеспокоенная судьбой своего чада, присела на край кровати, застеленной плюшевым покрывалом, и положила свою маленькую ладонь Ким на ногу. С трудом заставив себя не дергаться – прикосновения ее все еще немного пугали, гребанное ПТСР – она расстроенно посмотрела на маму. Ее желание помочь было понятно и даже очевидно – дочка давно пошла не по тому пути, что она хотела, но сделать она ничего, очевидно, не могла. Но самой Ким было не до вечеринок, шуршащих костюмов и целующихся подростков – приоритеты меняются, как меняется жизнь, и это совершенно нормально даже для такой, как она.

- Мне бы хотелось, чтобы ты была счастлива, милая.

- Я счастлива, - грубо обрубила мать Ким и, словно извиняясь, забрала платье, обещав примерить.

Новая одежка отправилась в шкаф, где, в темном углу, лежали все ее мечты о более ярком будущем. Мечты, похороненные под слоем пыли и разочарования. Их уже никогда не вытащат на свет.

Сейчас она стояла на лестнице в своей форме и черном пиджаке, неловко теребила коммуникатор на запястье и слушала, как мама пыталась оправдать ее перед Роном – зачем, если тот и так все знает, - и сразу же помешивала рагу в кастрюле. Последнее Ким поняла по запаху, распространившегося на весь дом, от чего в животе заурчало. Сегодня она не успела поесть. Впрочем, и это не так страшно -  привыкла и не к такому.

Идти куда-то категорически не хотелось. Шум от колонок будет давить на уши, а потная толпа раздражать. В мельтешении цветов и тел она не сможет анализировать обстановку. Не сможет вовремя выявить опасность. Не сможет стрелять, потому что вероятность задеть гражданских слишком велика.

Любой военный знает, что спасти гражданских – первостепенная задача. Любой военный знает, что спасти гражданских получается только у тех, кто умирает в итоге сам.

Любой гражданский не ожидает войны у себя под ухом.

Ким, усилием воли, заставила себя спуститься. Не можешь веселиться сама – вспомни, неблагодарная ты тварь, о Роне, - мантра, повторяемая Каждый. Чертов. День. Если была бы возможность – она бы заснула его в бункер. Заперла бы, лишь бы он не выбрался, не страдал, не был в опасности рядом с ней. Из-за нее. Лишь бы его теплые, по-мужски широкие ладони, могли обхватывать ее за талию только тогда, когда он ведет ее на чертовы танцы, а не в попытке спасти из-под пуль.

Лестница скрипела под ногами от тяжелых ботинок, и она уже знала, что мать, завидев ее, пождала недовольно губы, но истерики устраивать не стала – лишь ушла на кухню, якобы помешивать мясо, бросив что-то вроде «веселитесь, ребятки!». Экзекуция ждет ее после. Как бы Ким хотела, чтобы это было ее единственной проблемой.

- Я на отцовской, - Рон показал ей брелок  от ключей и Ким понятливо кивнула, кидая собственные в специальную вазочку на тумбе. На машине Рона, так на машине Рона, какая разница. Все равно им, в случае чего, придется искать транспорт.  Частные самолеты уже даже не проблема.  Не  проблема попасть из точки А в точку Б, которая находится на другом конце земного шара, за пару часов.

- Миледи, - Рон приветливо оттопырил локоть, приглашая, но Ким, покачав головой, подошла к единственному-самому-лучшему-другу и крепко обняла его. Ей было необходимо его знакомое тепло. Необходим легкий запах одеколона и геля после бритья. Необходимо было слышать его голос – по-мальчишечьи хриплый, низкий, словно он курил по пачке в день, такой знакомый и родной.

- Привет, - Ким неловко посмотрела ему в лицо, куда-то между бровей, старательно пытаясь не увидеть его глаз. Глаза Рона, когда-то яркие, шоколадные, были лучшим, что она видела в своей жизни. Ведь они такие живые, отражающие каждую его эмоцию, что невозможно было не заразиться. Глаза Рона – как чертов наркотик, доза, толстая нить к её прошлой жизни.

- Пойдем, не хочу опоздать, - так же избегая его взгляда, Ким подхватила его под локоть, обратив внимание на рукав, нервно собранный гармошкой. Словно он неловко дергал его, пока ждал, когда же она спустится.

Смотреть в глаза Рона – стыдно. Стыдно, потому что то, что отражалось там – могло быть отражением ее собственных глаз, что она видела в зеркале каждый день. Безжизненных, усталых. Обреченных.

Смотреть на самого Рона – стыдно. Стыдно, что он, стараясь соответствовать, одевался не в костюм-тройку, так безумно ему идущий, а в обычные джинсы и футболку, словно подчеркивая, что они из одной команды. Видя это, Ким хотелось кричать. Хотелось молить его, чтобы он – единственный живой – вел себя как обычный школьник. Одевался в красивые костюмы, цеплял девчонок, чтобы не шел ее чертовой тропой, приводящей в никуда.

Ким топила себя в вине, зная, что это не самый лучший путь, что стоит, наверное, просто поговорить.

Но заколачивать себя в гроб недосказанности – единственное, что она могла. Оправдываясь, что еще не время. Что сейчас поспокойнее. Что мир справляется без них – выяснили, пока она лежала в больнице; что самому Рону, наверное, не хочется ее бросать. Все эти мысли, роем крутящиеся в голове, служили неплохим подспорьем в самообмане. Как отказ от психологической помощи и игнорирование беспокойства семьи, скрытого за мишурой праздного счастья.

Потянув Рона за собой, Ким повела его к двери, мечтая, чтобы вечер прошел хорошо. Чтобы они отдохнули – правда отдохнули, чтобы, может быть, к Рону подкатила какая-нибудь девчонка, непременно симпатичная, которая оценит его неловкие движения, растрепанные волосы, низкий голос и невозможные глаза. Которая будет ценить и любить его, в отличие от самой Ким, которая вытянет его из трясины и тьмы и будет личным согревающим солнышком.

Будет не чертовой Ким Пять-с-плюсом.

Ведь все знают, что хорошие парни девчонки уже проиграли.