сколько раз примирение ваше представлял себе ты? сколько раз в голове прокручивал сцены эти, что были тобой, придуманы? собьешься со счета после первой же сотни, если начнешь пересчитывать. времени когда ты предоставлен сам себе предостаточно было. и как бы ты не старался от себя эти мысли гнать, убеждая себя что больше никогда-никогда даже не заговоришь с лорканом, никогда не помиришься с этим «предателем». они возвращались и наполняли твой разум без остатка. ==>
Пс, амиго, есть товар, отойдем, поболтаем? Новомодная штучка - crossray называется. Вызывает сильную зависимость, но имеет свои плюсы: вдохновение и соигроки на любой фандом.
Crossray |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Crossray » Другой мир » Party Hard
Party Hard | ||
Великобритания, Лондон | вскоре после спасения Кирана, | Киран, Марк и Джулиан Блэкторны |
Путешествие в страну фейри не осталось для Джулиана без последствий, и последствия эти грозят выйти боком для всей компании. Марк и Киран, конечно, очень бдительны, как и полагается всадникам Дикой Охоты со стажем, но тому, кто отведал угощения Волшебного Народца, озеро Лин по колено. | ||
Отредактировано Mark Blackthorn (2018-02-23 17:37:41)
Он просто не мог заснуть. Беспокойство, тревога, злость, ревность, боль, столько боли - Джулиан не знал, что способен испытывать такую гамму эмоций одновременно. Хотелось рисовать, до дрожи в руках и зуда в пальцах, красные мазки на черном фоне, яркие, как кровь, резкие и острые, словно ножи, которые любит метать Эмма. Белый росчерк с золотом - вот его Эмма. А рядом - точно такой же Марк. Они похожи, говорил тот, он и Эмма.
Его Эмма не была похожа ни на кого, кого он знал.
Да, золотое и белое - это хорошо. Он не мог рисовать, но мог представлять. Красные ножи-штрихи, которые вонзаются в темно-синее неясное пятно, смешиваясь с ним и заставляя его кровоточить. Он никогда не любил абстракционизм, это казалось ненужным, когда все его чувства всегда обретали определенный образ, который он мог передать с точностью до цвета глаз и поворота головы, легкого ветра в волосах и взмаха руки куда-то вдаль. Но сейчас это не спасало. Любой портрет, который он мог представить, казался чужим и жутким, злым, словно что-то инородное поселилось в нем и больше не отпускало, крепко вцепившись когтями в сердце. Ножи, которые кидала Эмма-росчерк, были метафоричными, как и вся картина, но ощущались как настоящие.
Он больше не мог спать.
Нет, она была права. Эмма была права. Впервые в их паре безрассудным оказался он, а она поступила правильно.
Он все равно с трудом мог смотреть на кисточки и краски.
Джулиан резко вздохнул, с силой растирая лицо ладонями, а потом все-таки поднялся с кровати и пошел, на кухню, стараясь никого не потревожить. Он не потрудился включить свет - не хотелось. Кто-то из близнецов мог не спать и заметить, начать задавать вопросы, сбежится вся семья и что он им скажет?
Я так больше не могу.
Институты никогда не строились по одному образу и подобию, и сначала он немного заблудился, иногда буквально вслепую крадучись вдоль стены, пока глаза окончательно не привыкли к темноте и стали различать силуэты. Джулиан думал выпить воды - но ведь это можно было сделать и в своей комнате, верно? Ему нужно было чем-то занять руки и себя, готовка - тоже не вариант. К тому же, кто-то действительно мог еще бодрствовать и наверняка его заметит. Это могла быть даже Эмма.
Он зацепился взглядом за тарелку с фруктами и схватил яблоко быстрее, чем смог продолжить мысль. Удивительно, подумал он, надкусывая очередной кусок, теперь его успокаивала еда. Возможно, скоро ему захочется сладкого, а еще лучше - кофе с шоколадом, да, это было бы отлично. Возможно, ему стоит спросить нынешнего главу, есть ли у них что-то эдакое, не шарить же по полкам ночью?
Наверное, Джулиану стоило включить свет и посмотреть, что он ест, потому что если это было яблоко, с ним явно было что-то не так. Возможно, червивое? Но нет, он же ел, и не было никакого подозрительного вкуса, разве что сладкий, такой сладкий... Джулиан моргнул. Мир вокруг стал ярким и неожиданно острым, казавшийся далеким стол вдруг резко оказался прямо перед ним и дружелюбно толкнул по ногам, как пес, вынуждая его опереться, чтобы не потерять равновесие. Почему вокруг было так светло? неужели он простоял на кухне так долго, что уже наступило утро? Но где все? Хелен, Марк, Ливви, Тай, Дрю и Тавви. Как считалочка. Он придумал им считалочку в детстве, чтобы им было веселее, точно так же, как придумывал и пел глупые колыбельные без ритма и особой рифмы, но им нравилось. Они были совсем детьми. Его маленькими детьми. Эмма должна была быть его женой, где Эмма? Почему она не поет вместе с ним? Для их детей. Хеленмаркливвитай, закрой глаза и засыпай, дрюитавви, мы играли и устали, нужно нам скорей в кровать... Что-то лишнее. Или кого-то не хватало. Где Марк? Джулиану вдруг стало больно, словно кто-то со всей силы ударил его в грудь чем-то тяжелым. Мир снова качнулся и стол отбежал в сторону, нетерпеливо подпрыгивая и на что-то намекая. Как пес. У него должен быть хвост, верно? Им нужно кого-то искать? Кого-то, кого не хватает. Хеленмарк... Хеленм... Хелен!
Ему нужно искать Хелен. Светлые волосы, звонкий смех, острые смешные уши, которые можно потрогать, мягкие маленькие ладони и вместе с тем крепкая надежная хватка. Она заботилась о них, а теперь ее не стало. Он должен ее найти. Она должна получить его письма.
Джулиан знал, куда идти, словно родился и жил здесь всю жизнь, вслепую мог добраться до любой комнаты. Где здесь? Здесь. Где была Хелен. Что он вообще здесь делал? Было больно.
Входная дверь была черной, матовой, Джулиан никогда не видел такого цвета. Абсолютная темнота, внушающая страх, и вместе с тем - самый желанный выход. Он никогда не мог добиться такого цвета на холсте. Где-то в стороне он вдруг увидел вспышку - голубой перелив, сменяющийся индиго вплоть до темного, темного-синего, словно ночное небо, море и ночное небо, они с Эммой на пляже, за его спиной тихо рокочут волны, - прекрасное видение. На которое у него нет времени.
Он шагнул наружу, как был - босиком, в штанах и футболке, и ему наверняка должно было быть холодно, но Джулиан не чувствовал ничего, что можно было бы описать такими словами. Дорога была шелком, шелковый путь, что-то из истории, верно? Не важно. Или Хелен ушла по нему? Чтобы он ее нашел. Он должен ее найти.
Жизнь в мире простецов была поразительно скованной. Это сказывалось не только во всех мыслимых и немыслимых законах, правилах поведения, личностных ограничениях, но даже на местах их обитания. Попав в комнату в лондонском Институте Киран ощутил себя более невольным, чем когда его колючими путами привязали к дереву для казни. Окружённый стенами, крышей и потолком он чувствовал себя загнанным в ловушку. Клетку. Сквозняки здесь были редкостью, а вот духота присутствовала всегда. Но открыв раз окно Киран столкнулся с куда более ужасной проблемой, чем замкнутая коробчонка, в которой он оказался. В комнату тогда проник городской смрад, лёгкие отказывались совершать глубокие вдохи, а нос и гортань щипало. Он не помнил, чтобы так реагировал на загубленную окружающую среду в городе во время первого своего визита в мир простецов. Лондон не казался грязнее Нью-Йорка, но может все дело в том, что тогда он не был Охотником, чьи чувства обострены. В Лос-Анджелесе же он постоянно был в близости океана и это помогало дышать. А, может, все дело в том, что он жил в клетке, и она всё отравляла. Ему выделили спальню, в которой он не нуждался. Его тело привыкло к холоду земли и неровностям камней, поэтому так сложно было пролежать на мягкой перине хотя бы недолго. Когда Киран был частью Неблагого Двора, они жили в шатрах и спали на кроватях, но с тех пор прошло столько времени. Теперь Кирану ценнее открытое пространство и постоянное присутствие Марка рядом. Тут, в Лондоне, друг его сердца выбрал себе другую комнату. Они не спали под одним одеялом, почти не проводило время вместе, а когда их пути пересекались, Киран чувствовал безграничную пропасть между ними. Когда она появилась? Как её теперь преодолеть? Чувство, будто от него что-то утаивают, так никуда и не исчезло.
Тяжело вздохнув, Киран слез с кровати, не найдя удобного расположения, и направился к подоконнику. Яркий слепящий свет, не имеющий ничего общего с естественным или хотя бы идущим от пламени, был ещё одним недостатком. Смотреть на это электричество, так ему сказали оно называется, было неприятно. И все же сидеть на нешироком, но жёстком подоконнике Кирану нравилось больше, чем на матрасе. Он ведь и не спал почти, оказавшись в мире людей. Он закрывал глаза и впадал в дрёму только тогда, когда сил больше не оставалось.
Киран отчаянно желал попасть в родной мир, взмыть на буйном Виндспире в небо, ощутить свободу. Но разве мог он вернуться, когда его отец теперь не просто хотел его смерти, но и отдал соответствующий приказ. И Королева Благого Двора не будет так благосклонна, если он решит отказаться выступить в Совете. Ещё тут был Марк, которого он не хотел покидать, и Кристина, оставить которую он попросту не мог из-за веса данной клятвы. Как было бы хорошо отправиться с Марком туда, где их никто не найдёт, но его тут держали сестры и братья, Джулиан.
- Джулиан? - взглянув вниз, Киран увидел знакомый силуэт. Крепкий, высокий, с темными волосами. Он шёл так, словно был фейри - босой и в лёгкой одежде, чего за ним ни разу не наблюдалось. Да и на улице была глубокая ночь, куда он направился один? Без оружия. Без парабатая. Киран не знал привычек этой семьи, но он был уверен, что сумеречные охотники так опрометчиво не поступают. Он бы остался к этому совершенно равнодушен, но отчего-то ему казалось, что Марку было дело до того, будет ли его брат цел и жив. Отметив, в какую сторону свернул Джулиан, Киран спустился с подоконника и мягкой поступью направился к комнате Марка. Между ними были стены, их разделяли двери - реальная граница, которую в человеческом мире нарушать не принято. Кирану было больно от того, что от него отмахивались столь демонстративным образом, но он пришёл сюда не для того, чтобы думать о плохом. К тому же, он был Кираном из Дикой Охоты, Принцем Неблагого Двора - что ему до дверей?
- Марк, - позвал он тихо, войдя в чужую спальню без стука и предупреждения. - Я увидел на улице твоего младшего брата. Джулиана. Он ушёл без оружия в лёгком облачении. Мне показалось, что ты захочешь знать.
Киран сразу изложил суть дела, по которому он пришёл, чувствуя, что иначе ему вряд ли были бы тут рады. Было время, когда они не были подвержены условностям, жили, как полагается фейри, практически без лишних границ. Ему не надо было спрашивать разрешения, подходя ближе. Не должен был оправдывать своё нахождение рядом. Почему все поменялось, Киран не понимал. Он не знал, не помнил, был ли у них разговор об их отношениях теперь, когда Марк решил остаться в своём мире, отказавшись от Дикой Охоты. Может ли быть такое, что тогда он чем-то задел или расстроил его? Но пришёл ли бы тогда Марк за ним? Носил бы его подарок?
- Если тебе интересно, я запомнил его путь от Института.
Марку не спалось этой ночью. Как и прошлой. Как и во все ночи с тех пор, как они прибыли в Лондон. И дело было не в смене обстановки - в Дикой Охоте он научился отключаться в любых условиях. Но нечистая совесть в сочетании с чувством вины - это оказалось уже слишком. Он был так виноват перед ними всеми, перед каждым в этом доме. И сейчас, лежа на полу своей спальни, вслушиваясь в непривычную тишину этих стен, так не похожую на тишину дикой природы, снова и снова перебирал в памяти имена тех, перед кем был в чем-то виноват. Точно, как в первые годы в Дикой Охоте. Что примечательно, и имена были все те же за исключением пары новых. Но не было звездного неба над головой, не было запахов земли и трав, не было Кирана рядом.
Он хотел бы искупить вину, но не знал, как. А их было так много - дорогих ему людей, которым он не смог помочь, надежды которых не оправдал...
Эмма - она пострадала за него, заплатила за его свободу своей кровью, а Марк оказался слишком слаб, чтобы помочь ей. Она ведь просила притворяться не потехи ради - хотела защитить его брата, и даже с этим он не справился, или справлялся слишком плохо. Он не хотел быть орудием пытки Джулиана, притворяясь, что отнимает его любимую, но стал им все равно. Теперь Джулиан не мог простить Эмме, что та бросила его ранимого старшего брата - и по лицу было понятно, какие это причиняло ему страдания.
Кристина - он не должен был целовать ее тогда, в стране фейри, должен был остановиться. Кристина была прекрасна и добра к нему, она заслуживала большего, чем он, но Марк не знал больше никого в этом мире, с кем мог хотя бы ненадолго забыться и быть просто человеком, без мучительного прошлого, которое возвращалось в снах и тягостного настоящего, в котором он не оправдывал надежды своей семьи.
Семья, да. Хелен, которую не защитил от ссылки. Джулиан, который должен был так рано повзрослеть, чтобы заменить их братьям и сестрам отца, а теперь еще и заботиться о нем самом, своем старшем брате. Тай, встретивший его словами "я боялся, ты не вернешься". И все они, кто ждал, умирая от неизвестности, пока он, Джулиан, Кристина и Эмма были в стране фейри.
И конечно, Киран. Марк ненавидел ложь, но должен был лгать, и то, что Киран не помнил, что сделал с его семьей, только усугубляло все. Он не понимал, что происходит, почему между ними все изменилось, и наверняка гадал, чем заслужил такое обращение. И тут уж снова все упиралось в Марка. Он не был ни достаточно великодушен, чтобы простить Кирана, ни достаточно лицемерен, чтобы притворство его не было заметно. Он страдал сам и заставлял страдать Кирана.
Это не пройдет, ему придется научиться с этим жить.
"Если бы я только мог". Марк привык к шуму ночного города, звукам этого дома и всполохам электрического света, то и дело озарявшим его комнату, но он не мог привыкнуть к грузу на своей совести. Зато за эти дни он успел почти смириться с бессонницей, и поэтому очень удивился, когда очнулся от скрипа двери и обнаружил себя не сидящим у стены, уставившись на кусок ночного неба в окне, а рядом с кроватью, в расстеленном на полу одеяле.
- Киран.
Сон мгновенно испарился - Дикая Охота приучала своих всадников спать чутко. Марк сел, пристально уставившись на того, о ком не переставал думать даже во сне. Киран не постучал, и хотя в представлении нефилимов это было вопиющей бестактностью, Марк знал, что дело не в высокомерии принца и не в желании ему досадить. Условности вроде дверей и запоров Кирану были так же непонятны и чужды, как и ему самому - в конце концов, Марк мог бы и запереть комнату, если бы посчитал нужным.
- Джулиан ушел? Один?
Марк не успел спросить, зачем Киран явился. Известие о том, что брат его покинул дом без предупреждения, без подобающего облачения и оружия, обеспокоило его. Джулиан никогда бы не ушел просто так. Он знал, как важен для семьи, знал, что с ними будет, если он внезапно пропадет из их жизней - он не заставил бы их волноваться. Джулиан мог солгать, но не исчезнуть внезапно, ни с того, ни с сего. Если он ушел среди ночи один, без предупреждения, это могло означать две вещи: либо он вышел ненадолго и собирался тут же вернуться, либо отправлялся туда, куда его ни за что не отпустили бы одного. И надежда на первый вариант таяла с каждой секундой.
- Я должен догнать своего брата, - Марк сунул ноги в ботинки - совершенно новые, недавно доставленные из Идриса и все еще глубоко противные ему. Но Джулиан был убедителен, доказывая, что босым он привлечет слишком много внимания на улицах города. - Поведай мне, куда он направился?
Футболку, доставшуюся от младшего брата, он натягивал уже по пути к двери. Взгляд упал на штаны, которые Эмма называла "домашними", но Марк отмел сомнения: насколько он помнил, более всего обществом осуждалось отсутствие штанов, а не их вид.
Это напоминало бы страшный сон, если бы не было так реально: один раз он завернул на улицу, которая казалась бесконечно длинной, пока через три шага он не ударился со всего размаху в стену. Боли он не чувствовал, а кровь на ладони казалась ненатуральной, словно Тавви просто опять игрался кетчупом и заляпал пол-кухни и Джулиана заодно. И все равно это было реально. Он ощущал каждую шероховатость стены, которой касался, чувствовал каждую трещину в камне под ногами, слышал их пение - тяжелое и низкое, словно хор древних старцев, рассказывающих свою историю длинною в долгие века. Окна смотрели на него - живые глаза неизвестного существа, а может, самого города. Все округ казалось живым - деревья, машины, фонари, сияющие, как ночные звезды в царстве фэйри, переливающиеся и подмигивающие, ведущие его куда-то вдаль. Они говорили с ним, залезали в уши шепотом, оглушали громкими выкриками. Это было реально.
Где же здесь была Хелен? Он знал, что она далеко - он должен был идти дальше. Фонари укажут путь.
Мимо проскальзывают неясные тени - различные по формам и очертаниям, они говорят на разных языках и с разными интонациями, пытаются коснуться его, но не могут - бестелесные, они проходят скрюченными когтистыми руками сквозь него. Умершие, думает Джулиан, сотни умерших.
Одна из теней кричит, что ему нужно убираться отсюда и перестать ширяться в подворотнях, и Джулиан удивленно моргает - надо же, почти как живая.
Он идет дальше, потому что ему нужно найти Хелен.
Фонарь вдалеке вспыхивает особенно ярко, и он начинает бежать: желанный свет не приближается, словно играет с ним, отбегает и ждет, а потом снова мигает вдалеке. Играет с ним, как кошка с мышкой, а Джулиан ненавидит чувствовать себя беспомощным. Рука непроизвольно опускается на пояс, но меча там нет - у него даже стило нет, что он собрался сделать? Накричать? Написать письмо Конклаву, чтобы они заставили свет вернуться?
Конклаву нет никакого дела.
Он сползает по стене - она покрыта мхом, она шуршит от прикосновения с ним, она совсем не холодная, словно бархатная, она обнимает его, как в детстве обнимали чьи-то светлые руки - мама или Хелен? Кого он должен искать? Кого на самом деле ищет?
Джулиан понимает, что плачет, только когда слышит собственное хриплое завывание, а дождь на лице оказывается соленым, как кровь.
Отредактировано Julian Blackthorn (2018-03-14 19:04:00)
Марк обувался. Ничего не значащее действие, если только ты не Дикий Охотник. В основном они ходили босиком, ощущая самую землю и все колебания, что на ней происходили. Со временем камни, иголки и неровности стопами уже не чувствовались, приходило привыкание. Марк же все больше походил на Сумеречного Охотника, даже если глаза его блестели тем диким благословением, что приходило к ним с глотком крови Гвина ап Надда. Даже если спал он на полу, видимо, тоже не найдя удобства в кровати. Киран всегда знал, кем является Марк, ведь тот этого не скрывал. Только не тогда, когда они были вдвоём. Киран позволял ему быть собой хотя бы на короткие часы остановки. Но также он знал, что несмотря на определение себя нефилимом, Марк навечно принадлежал другой Охоте. Той, в которой они были вместе. Мич Охотник вновь стал Марком Блэкторном. Видя, как он надевает сапоги, Киран испытал скребущее тоскливое чувство где-то в районе солнечного сплетения. Их миры были так далеки друг от друга. Теперь их ждала такая же участь. Разделение.
Киран прикрыл глаза, справляясь с этими мыслями, что были сейчас некстати. У них есть более насущные дела, важные для Марка. А то, что важно Марку имеет смысл и для него самого. Он качает головой и, открыв глаза, устремляет уверенный взгляд на полукровку, который уже совсем рядом, одевается и устремляется к двери.
- Я покажу. Вдвоем у нас больше шансов его выследить.
Они спускаются с этажа, где расположились спальни. Стоит оказаться внизу, как Киран ощущает слабое покалывание в затылке. Он чувствует отдаленную близость чего-то родного. Сворачивает, доверившись ощущениям, и доходит до столовой. Надкушенное яблоко с переливчатыми сочными боками тут же бросается в глаза. Несомненно, это фрукт из мира Кирана. Возможно, это привет от Королевы. Напоминание об их сделке или личный подарок кому-либо из них. Если бы его нашёл Киран, он был бы благодарен - он почти ничего не ел с тех пор, как попал в мир простецов. То, что предлагали ему во время приёма пищи, было странным. Пробовать он ничего хотел, неуверенный в том, что организм фейри выдержит те ужасы, что лежат на тарелке. Яблоко из волшебного мира пришлось бы кстати.
Киран поднял яблоко в руки, держась за целую половину, и вернулся с находкой к Марку.
- Если твой брат пробовал его, то это объясняет его странный уход посреди ночи. Нам нужно торопиться.
Примитивные, а вместе с ними и Сумеречные охотники были восприимчивы к магии фейри. Нефилимов защищали руны, но не от всего, что мог предложить им дивный народец. А некоторые из стражей сумеречного мира специально искали развлечений с тем, что им заведомо неизвестно или запрещено. Так вот фрукты - были почти безобидны по сравнению со многим другим. И все же, они могли знатно навредить, если нефилим, находясь в своего рода опьянении, вдруг натворит что-либо. Вины Кирана во всем этом не было бы, ведь не он принёс угощение и не он заставлял Джулиана его пробовать. Но на него здесь и так смотрели косо, не уважали. Не хватало только, чтобы его перестали допускать к другим, а то вдруг он подкинет им что-то страшное и ужасное из своего мира.
Кирану переодеваться ни к чему да и не в чего. Это нормально, в Дикой Охоте они меняют наряд лишь тогда, когда он изнашивается. Обуваться нужды тоже нет. Он позволяет Марку открыть входные двери, не желая проверять, позволит ли местная ангельская магия сделать это фейри.
Киран идёт вперёд до тех пор, пока они не попадают на перекрёсток - именно там он в последний раз видел Джулиана, после чего тот свернул направо. Принц сообщает об этом, но больше ему помочь нечем. Остаётся присматриваться и прислушиваться.
- На Виндспире было бы быстрее. Но нам нельзя рисковать, - пропажу коня обнаружат. Ненароком вместе с ним могут явиться и враги или, того хуже, его убьют. Киран был слишком привязан к своему коню, чтобы допустить это.
К счастью, после поворота перед ними открылась прямая дорога, огражденная с двух сторон домами. Киран не представлял, как искать кого-либо в каменных джунглях с земли. Ничего вокруг невидно, а на камне не остаётся никаких следов.
Острое зрение Охотника позволяет заметить вдалеке каменное изваяние. Сухая шершавая кожа серого цвета, непропорционально большие руки и ступни, длинные волосы и огромный нос. Это же каменный тролль из волшебного мира! Киран знал, что многие существа, особенно не наделённые большим умом, не просто выбираются в мир простецов, они ведут здесь крайне странный образ жизни. Все их существование сводится к притворству и мелким розыгрышам. Этот фейри, которого сейчас видел Киран, притворялся цветочной вазой. Наверняка, он хватает простецов за ноги, когда они проходят мимо или кидает в них горсти земли. Это объяснило бы увядший вид цветов, удрученно склонивших свои бутоны и листья. Как в шумном городе, где не было свежего воздуха, а солнце загораживали дома, вообще могло расти хоть что-то живое? Киран ощущал себя этим цветком, его силы кончались только от одного пребывания рядом со всем этим железом и холодным камнем. Какого же живётся этому созданию? Киран кивнул в сторону изваяния, давай понять Марку свою цель, и стремительно пошёл вперёд.
- Отвечай, каменный гоблин, видел ли ты сумеречного охотника, проходящего мимо? - никакого ответа не последовало. Изваяние даже не дало понять, хоть незначительным движением, что услышало вопрос. Волосы Кирана окрасились из ультрамарина в штормовой, не нравилось ему, что его игнорируют какие-то низшие существа, которые видели смысл существования лишь в проделках!
- Как смеешь ты игнорировать меня?! Принца Неблагого Двора, Всадника Дикой Охоты! Твоё счастье, у меня в руках нет оружия! - Киран навис над маленьким притворщиком, поражаясь то ли наглости, то ли глупости. Он ведь не человек, от него не удрать!
- Я не могу добиться от него ответа, - недовольно произнёс Киран, отходя от тролля. Выругался коротко на родном языке, надеясь что хотя бы так его поймут, если не сработали угрозы. Пусть он уже не принадлежал ко Двору напрямую, но он столько лет был принцем, которому оказывали почести. Сложно привыкнуть к подобной наглости, когда даже в Дикой Охоте ему давали поблажки благодаря его положению. Вдвойне злило то, что узнать хоть какую-то информацию о направлении Джулиана сейчас было важно. Не сделать это, значит подвести Марка. Для него важен его брат, а, значит, Киран должен постараться, чтобы его найти. - Мы можем разделиться.
Вы здесь » Crossray » Другой мир » Party Hard
