- Подожди!
Джулиан сделал вид, что не слышит, но Марк ему не поверил - если не слышал, то почему прибавил шаг, стоило ему открыть рот.
- Постой же.
Результат такой же - нулевой.
По правде говоря, в последнее время они только и делали, что ссорились. И под "последним временем" стоило понимать не пару дней до позавчера, не неделю, а вообще все время с тех пор, как он покинул Охоту и вернулся к семье. Иногда это заставляло его грустить, иногда раздражало, а иногда по-настоящему выводило из себя - но, пожалуй, никогда еще он не был так близок к тому, чтобы опустить руки.
Самое страшное, что Марк никак не мог взять в толк, что именно он делает не так. Поначалу казалось, станет легче, если брат поймет, что оставить семью было не его собственным выбором: получив прощение Марк на краткий миг даже снова почувствовал себя дома. Но лишь на миг, потом все стало еще хуже.
Возможно, он действительно больше не годился для этого мира.
Дело было не в недостатке любви - он любил их: он хранил воспоминания о них в своем сердце все эти годы в разлуке и в самых страшных своих кошмарах видел их страдания. Он даже Кирана научил их любить - это Кирана-то, который прежде разве что глаза не закатывал от его сентиментальной манеры давать звездам имена своих близких. Там, в Охоте, ему это было нужно - не пустой романтичный ритуал, но то, за что он цеплялся изо дня в день, чтобы остаться собой.
Это было его молитвой, его защитной мантрой, его спасением.
Кто мог подумать, что та самая безграничная преданность семье, которая помогла ему выжить в жестоком, не знающем любви мире, окажется бессильна помочь тут, рядом с теми, кем он так дорожил? Думал ли он, что будет чувствовать себя чужим в собственном доме? Разве он не обожал их - всех до одного, разве отказывал хоть в чем-то? Марк давал все, что бы они ни попросили, прощал насмешки над своей бытовой неуклюжестью, покрывал шалости - и с каждым днем прикипал к ним еще крепче, еще сильнее. Но каждый раз выходило, что он снова что-то делает не так.
Сегодняшняя ссора стала последней каплей. Не его терпения, нет - она стала той каплей, что разбила остатки его надежд. Сегодня Марк понял, что им будет лучше без него. И дело даже не в том, что в этот раз Джулиан превзошел сам себя, когда утащил его в библиотеку, и полчаса орал на него шепотом за его "легкомыслие, равнодушие и безответственность" так, будто он не вывел детей на прогулку в последний солнечный денек осени, а бросил младенца рядом с горящим камином и предался плотским утехам где-нибудь в кладовке. Это было унизительно и неприятно, но нет, не это подтолкнуло Марка к решению. Самое худшее заключалось в том, что Джулиан был прав. Марку нельзя было доверить детей - почему он раньше этого не понял? Он за свои-то поступки отвечал с трудом, он был несдержан, вспыльчив и раздражителен, он больше не знал этот мир, ему самому требовалась помощь. А Джулиан не заслуживал такого бремени. Джулиану нужен был помощник - не еще один ребенок на его шее, особенно беспомощный и проблемный, и если Марк не мог стать первым, то должен был хотя бы избавить его от второго.
Но прежде чем сделать это, он поможет исправить то, что натворил.

Марк решительно потянул ручку двери и проскользнул внутрь. В комнате было чисто и тихо, очень тихо - он слышал, как дождь, зарядивший еще вчера, беспощадно барабанит в стекла ледяными каплями. Никакого привычного беспорядка, разбросанных книг. А черные стены, обычно вызывавшие у Марка улыбку напоминанием о страсти сестры к самовыражению, сейчас как-то особенно давили и навевали тоску.
Дрю лежала на кровати: влажные волосы рассыпались по подушке, глаза мечутся под прикрытыми веками, лихорадочный румянец почти скрыл привычные яркие веснушки. Джулиан, протиравший ей лоб мокрым полотенцем, поднял глаза на скрип двери, но увидев Марка, тут же отвел взгляд. Марк не обиделся, пожалуй, ему даже стоило быть признательным за такую сдержанность. Хотя он тут, конечно, был ни при чем. Дело было в Дрю.
- Как она? - тихо спросил Марк.
Это было единственным, о чем имело смысл спрашивать, о чем вообще имело смысл сейчас говорить. Не просить прощения - это бессмысленно, не спрашивать совета - для этого уже поздно. Единственное, что теперь было важно - это здоровье ребенка, которого он подверг опасности.
Никого не волновало, что послужило причиной - его полная несостоятельность как их взрослого старшего брата, хаос, который все еще царил у него в голове, или простая неспособность соотносить причину со следствием. Оправдания - это никому не интересным мусор, и обращаться с ними нужно соответствующе. От него же требовалось другое - исправить то, что натворил, и больше никогда такого не повторять.
Обещание убраться, как только Дрю придет в норму жгло язык, но Марк не был уверен, что стоит говорить об этом сейчас, сводить разговор к себе было бы непростительно и эгоистично. Он не хотел быть еще большим эгоистом.
- Позволь мне? - Марк протянул руку за полотенцем и требовательно уставился на брата, когда рука того сжалась на ткани, не желая выпускать, не уступая ему даже в такой малости. - Прекрати. Я понимаю, что не заслужил доверия, но уж с мокрым полотенцем под твоим присмотром справлюсь.

Джулиан сдался - не без сопротивления, но Марку не нужно было напоминать себе, что ему и за это следует быть благодарным. Он не знал, что заставило брата уступить, однако был уверен, что причина такого великодушия - отнюдь не св нем самом: слишком уж часто Марк ошибался в последние дни, слишком много промашек допустил. Скорее всего, он послушал Дрю. Бедняжка умоляла Джулиана не сердиться на старшего брата, пока жар окончательно не свалил ее с ног. Не сердиться, конечно, было выше его сил, но он позволил Марку побыть рядом, раз она об этом просила. Что, разумеется, вовсе не означало, что сам Джулиан будет сносить это с терпением Безмолвного Брата.
"Можешь идти спать", так сказал он - и замолчал.
А тишина продолжала говорить за него. Тишина обвиняла, и Марк слышал эти укоры у себя в голове так же ясно, как прочитал бы их в глазах Джулиана, решись он встретить его взгляд. "Ты позволил ей заболеть!" "Ты видел, что она делает, и не остановил ее". "Ты не переживал о ней тогда, значит можешь спокойно отправляться спать и сейчас. Ее здоровье останется в руках тех, кто ее любит". Марк молча опустил полотенце в холодную воду, тщательно отжал и прошелся краешком по пылающим щекам.
Он чувствовал на себя жадный взгляд Джулиана - тому нужно было знать, достигли ли его слова цели, и Марк позволил ему увидеть то, что было очевидно и так. Слова, в отличие от стрел, бьют без промаха. Эти были жестокими, но вряд ли существовали такие слова, которых он бы не заслужил.
- Я останусь с ней, - сухо обронил он в ответ, и посмотрев на принесенный короб с порошками, добавил: - Это нужно будет запить. Принесу воду.
Он мог бы понять, что нельзя подпускать Друсиллу к воде. Многие вещи вроде готовки или электричества все еще оставались за пределами его понимания, но это он мог бы понять. Он помнил, как они болели в детстве, как Элеанор объясняла, что такое простуда, и почему иногда они не могут рассчитывать на иратце, так что о здоровье необходимо заботиться. Даже заставила выслушать безмолвную лекцию на эту тему от Безмолвных братьев. Воспоминания были все еще жили сознании, множество воспоминаний, хаотичных и слишком часто бесполезных, всплывающих только тогда, когда было уже слишком поздно. Как сейчас.

Стеклянный кувшин можно было бы наполнить на кухне, но Марк предпочел не отходить далеко, ванная Дрю вполне подходила для этих целей. Все еще погруженный в свои невеселые мысли, он повернул блестящий вентиль, и вода широкой струей хлынула по стеклу. С трудом оторвав от нее взгляд, Марк откинул волосы с лица и в зеркале над умывальником увидел свое отражение - впалые щеки, темные круги вокруг глаз - и сами глаза: синий и золотой. Вечная метка Всадника.
Он Всадник, и ему уже никогда не стать человеком. Вот почему все эти простые вещи ему не под силу. Наверное, он слишком долго не хотел это признавать. Его семья, все они - Дрю, близнецы, кроха Тавви и даже Джулиан, приняли его обратно, они собирались бороться за него, но правда состояла в том, что бороться больше не за что. Не было того Марка Блэкторна, которого они мечтали вернуть. Не было их брата Марка, которого они когда-то любили. Тот Марк был бы внимательнее к близким. Он никогда не допустил бы, чтобы сестра полезла в воду в разгар осени. Он бы остановил ее, утащил силой, если было нужно.
Но Марку-Всаднику было все равно. Охота отучила его заботиться о здоровье, она заставила забыть, что такое забота вообще. С кровью Гвинна он получил не только неуязвимость для болезней и иммунитет к слабостям тела, нет. Марк заработал иммунитет к единственной слабости, ради которой стоит жить человеку.
Из комнаты послышался какой-то звук, он вздрогнул и выключил воду - та давно заполнила кувшин и теперь лилась через край. Вот какой он, Марк-Всадник. Убивал врагов десятками и не дрогнул, но принести воды для больной сестры - это для него слишком. Вздохнув, он вытер полотенцем руки и дно кувшина и вышел из ванной. Стакан нашелся у кровати. Марк наполнил его водой и протянул Друсилле, которую брат ненадолго вывел из полудремы и заставил сесть.
- Запей, - кивнул он на порошок в руках у Джулиана. Глаза сестры, темные в полумраке комнаты, смотрели тепло и доверчиво. Марк улыбнулся и погладил ее по волосам. - Завтра будет лучше.
И на этот раз он знал, что говорит. Так говорила Элеанор, когда они болели.

Отредактировано Mark Blackthorn (2018-02-22 10:35:19)

- Выйти?
Марк нахмурился. Перевел взгляд с Джулиана на утопавшую в подушках Друсиллу, и обратно.
- Ты испытываешь меня, брат мой?
Только что, перед тем, как он отправился за водой, Джулиан сказал, что с Дрю следует находиться неотступно всю ночь. Что покинуть ее - значит показать себя бесчувственным и равнодушным человеком, таким, каким он считал Марка. Вернувшись из Дикой Охоты, Марк не всегда правильно понимал смысл сказанного, удивлялся, сталкиваясь с новыми, незнакомыми реалиями, но обвинение, звучавшее в голосе и написанное на лице, он был в состоянии узнать без подсказок. А Джулиан именно обвинял и высказывал недоверие. Он не считал, что Марк способен оставаться с сестрой всю ночь и ни в чем его не подвести.
А теперь Джулиан же предлагал прямо противоположное, и глядя на его решительную позу и представляя потемневшие от гнева глаза, Марк гадал, может ли брат намеренно пытаться его запутать? Будет ли искушать его, подобно некоторым сильнейшим демонам, проникавшим в этот мир из чужих измерений, или у всего этого какая-то другая подоплека? Способен ли его дорогой младший брат расставлять ловушки, в надежде, что он - и без того запутавшийся и потерянный - допустит промах, чтобы можно было...что? Изгнать его из института? Запретить общаться с детьми? Отобрать у него право называться Блэкторном?
Нет. Марк отвергал эту мысль так отчаянно, что даже мотнул головой - и на миг замер, озадаченный, когда волосы привычно не взметнулись вокруг лица. Ах да, Кристина же обрезала их.
- Это не так, - что бы ни произошло, пока его не было, как бы ни ожесточилось сердце Джулиана за эти годы, он точно не был способен на такую жестокость. Он считал Марка виноватым во многом и говорил об этом прямо, но подлость - это было на него не похоже. - Ты не стал бы.
И когда он сказал это вслух, все неожиданно встало на свои места - он вспомнил собственные простуды в детстве и приглушенные разговоры у постели. Вспомнил, как Элеанор очень суровым шепотом приказывала близнецам, норовившим подкатиться к нему под бок, выйти из комнаты, чтобы не утомлять.
И не дожидаясь ответа, он встал и пошел к выходу следом за братом, намереваясь выслушать все, что тот хочет сказать, и ни на шаг не отступать от своего решения помочь Друсилле.
Джулиан ждал его в коридоре, перед дверью, с коробкой, полной медикаментов в руках, и Марк с облегчением заметил, что ему не придется бороться за право остаться. Как он и думал, Джулиан не собирался его уводить прочь, просто не хотел выяснять отношения в комнате.
- Я знаю все, что ты хочешь сказать, - Марк начал первым - что-то подсказывало, что потом высказаться ему не дадут. И пожалуй, он врал - он понятия не имел, что еще может сказать ему Джулиан. Все слова были сказаны, обвинения озвучены, и приговор оглашен. - Я знаю, что ты злишься, и ты имеешь на это право. Ты прав. Я никогда не смогу заботиться о них так же, как ты. Не буду для них тем, чем был ты все эти годы. Мне не заменить им тебя - да я и пытаться не стану. Но если ты запретишь мне приближаться к ним, это сделает только хуже нам всем. Мне - потому что я их люблю, им - потому что я их семья. И тебе - потому что теперь, когда ты занимаешься не только детьми, но и расследованием, кто-то должен помочь тебе. Может, сейчас ты и ненавидишь меня, но даже сейчас знаешь, они - моя кровь, и если понадобится, я умру за них.
Марк понятия не имел, зачем это говорит. Джулиан сто раз мог опровергнуть каждое из его слов - сказать, что Марк давно потерял право называться членом семьи Блэкторнов, что сам со всем справится, и не нужна ему ничья помощь. Всего полчаса назад, Марк собирался дать обещание уйти, как только расследование будет закончено. Он хотел это повторить прямо сейчас, но не смог.
Потому что единственное в его словах Джулиан опровергнуть не мог. Марк действительно любил их.

Отредактировано Mark Blackthorn (2018-03-05 09:41:00)