— Ты же не ревнуешь?
— Увы, нет. Мне скучно.
Тишина внезапная на уши давит.
Стук входной двери еще в голове эхом отзывается, и слышны голоса тихие да веселые, что с улицы доносятся. Париж просыпается, Париж любовью всех своих жителей и туристов окутывает, а у Клэри в душе тьма темная, непроглядная, да в клубок отчаянный скатывается. У нее эмоции через край плещут, и ладони в кулаки сжимаются. Шарф проклятый так и висит на шее, и пахнет от него свежестью утренней, одеколоном дорогим, что с неповторимым ароматом тела мужского смешивается.
Он о себе ей неосознанно напоминает. Издевается будто бы, словно могла она вчерашний вечер из головы выбросить, и забыть о том, как пахнет Джонатан. Словно не с его ароматом она сама смешивалась, да не им одним пропитана была.
И вся атмосфера эта грузом тяжелым на плечи давит, а Клэри злится сильнее, взглядом дверь запертую гипнотизируя. С ее губ рычание тихое сорвется, и сознание импульсу поддастся. Пальчики сами спинку стула барного находят, и швыряют его в сторону, через часть комнаты. Да падает на пол статуэтка небольшая, раскалывается надвое со звоном тихим, отрезвляющим.
Кларисса еще с мгновение на результат своей истерики мимолетной смотрит, и улыбка на губах появляется, а за ней и смех следует нервный; охотница стул на место возвращает, а декоративный предмет интерьера в ведро мусорное выбрасывает намеренно. Заметит – не важно, она любому поступку оправдание найдет, да об эмоциях своих не скажет.
И вести себя как обычно будет, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего.
Грудь Клариссы вздымается дыханию глубокому в такт, и взгляд скользит по комнате едва растерянный, смех от стен тихий отражается, и она к холодильнику оборачивается, голод нечеловеческий чувствует, да слабость во всем теле едва уловимую.
Сколько она уже не ела нормально? Все характер свой показывает, упрямство, да от угощений отказывается, что брат для нее по утрам готовит.
Готовил, точнее, вплоть до дня нынешнего.
А ведь мог бы любезнее быть после вечера минувшего, когда она себя ему едва ли не подарила; на блюдечке преподнесла, и бантиком лишь перевязать оставалось. И что же в итоге? Над ней посмеялись, водой ледяной окатили, и на утро привычного завтрака не выставили.
Весьма странный способ доказать свое безразличие, хоть и действенный.
Фрэй пару яблок достает, и о барную стойку спиной опирается, изучает комнату, детали подмечая. Чуть позже она себя в зеркало увидит, рассмотрит внимательно, отметит веса потерю некоторую, слишком явную, но лишь головой качнет раздраженно, да не думать об этом постарается.
И в голове у нее благоразумия потеря, да только охотница на второй этаж поднимается, вдоль стен пальчиками ведет, то коснется едва, то надавит сильнее. И все назад оглядывается, замирает и прислушивается. Но в квартире по-прежнему тишина, и шарф тот злополучный на диване оставлен, она в его сторону даже смотреть отказывается.
У нее шанс пожалуй впервые такой удачный подвернулся, когда охотница квартиру может изучить более детально, за каждый угол заглядывая, да в комнаты доступные заходя. Она ручку в спальню брата дергает, без особой надежды, и губки удивленно в букву «о» складываются, да брови вверх взлетают, когда слышится скрип тихий, и замок щелкает, в помещение гостью незваную впуская.
Она заглядывает осторожно, словно не верит в удачу собственную, подвоха ждет, или же брата, что вот сейчас из-за двери покажется, рассмеется надменно, да в ладоши ее сообразительности похлопает.
Вот только пустота за дверью, лишь воздух братом пропитан, его аромат по комнате витает, и каждая вещица им словно бы дышит. А Клэри на пороге замирает, осматривается, и шаг вперед делает нерешительный; первый.
Сердце один удар пропускает.
Покрываются ладошки испариной ледяной, и губы в миг пересыхают.
Девушка язычком розовым их облизывает, сглатывает судорожно, и еще один шаг делает, ручку двери отпуская, но не позволяя дверце позади спины захлопнуться.
Кто знает, возможно это ловушка некая, и стоит двери закрыться, как Клэри выйти отсюда не сможет; так и останется до возвращения брата в комнате его сидеть. И тогда всплывут все ее намерения, гнев его вызовут.
Но разве не на эмоции она его и так выводить собиралась?
Только эмоции те вовсе не гневными быть должны; или же с привкусом желания, которое, - о, она знала, - в его душе имеется. И верить хотелось где-то в самой глубине сознания, что желание то лишь на нее распространяется.
Клэри к звукам прислушивается, но не слышит хлопка двери входной, шагов по лестнице не слышит, и чуть смелее становится, проходит вперед, и покрывала тонкого пальчиками касается, ведет по постели медленно, невесомо, и мысли у нее сумбурные, в голове все смешивается.
Она его сны представить пытается, да гадает, обнимает ли он подушку во сне так же, как она это делает, и любит ли он в одеяло с головой укутываться, или же предпочитает лишь едва им накрыться?
Она шелк черный разглядывает, на ощупь пробует, и румянцем щеки покрываются; Кларисса от кровати отходит, головой мотает отрицательно, глаза жмурит и лицо уже пылающее в ладонях прячет.
Те мысли, что внезапно сознание потревожили, да слишком уж неправильные, страшные, странные. Но представилось ей на мгновение, как она бы на этих простынях смотрелась, и ее волосы огненные на черном разметались полосами яркими; и рядом бы Он был, простыни под собой сминая, ее сминая и сжимая как тогда, на скамейке узкой, неудобной.
Но здесь же…
Здесь места было достаточно, и Кларисса в спешке комнату Себастьяна покидает, дверной ручки ладонью вспотевшей касается, и за собой захлопывает с грохотом излишним. Она по ступеням сбегает ногами босыми, и едва не поскальзывается на последней, в последний момент руки от лица отнимает, за перила хватается, равновесие удерживает и смеется нервно, с дрожью в голосе.
У нее усталость элементарная, и стресс от ситуации, в которой охотница оказалась. А еще побочный эффект от наркотика, определенно же, и никак иначе!
Да, именно на фоне этого у нее с головой не все в порядке, иначе как еще объяснить мысли те странные, и эмоции, что сейчас сердечко вынуждали ускориться, и по телу истому приятную разлить, да разрядом электрическим пронзая, ощутимо и с болью некоторой. Как еще объяснить то, что она о брате подумала, картину себе неправильную представила, и увиденное ей
п о н р а в и л о с ь
Лицо ее, с глазами прикрытыми, и улыбкой на губах истерзанных томной, сладостной; да руки ее от чего-то именно брата плечи обнаженные сжимали, и имя его с уст срывалось слишком отчетливо.
Это все дурман, может быть Себастьян взял с собой вчера немного, и незаметно ей подсыпал. Возможно, поэтому он шарф на нее накинул? Ведь он в дурмане был, очевидно же! И сейчас смеялся над ней, прекрасно зная, о чем именно сестрица думает, и чего, - кого, - желает вновь.
[indent] “Нет, Фрэй!”
Клэри ножкой в ярости притопывает, со ступеньки последней спрыгивает, и в свою комнату уходит, хлопает дверь так сильно, что едва ли не с петель ее не срывает, да грохот тот еще какое-то время по коридорам пустым гуляет, словно сквозняк в каждый угол заглядывает.
А она на кровать падает, сворачивается в клубок, и дыхание восстановить пытается. Шипит раздраженно, за волосы себя тянет, и в одеяло все же укутывается, от мира окружающего спрятаться пытается. И не замечает, как усталость накатывает, и сон спасительный в мир грез уносит.
В мире том ей сны странные снятся; и видит она будто бы Джейса, возлюбленного своего, да лишь когда руки к нему тянет, в объятьях укутывает, улыбка юноши искажается, и вместо него на нее уже брат смотрит, смеется жестоко, Клариссу к себе прижимает, и она вроде бы кричит, да не сопротивляется, сама в ответ льнет, и просыпается.
На часах еще вечер ранний, за окном едва закат занимается, окрашивает улочки цветами огненными, и Клэри нехотя из постели вылезает, выглядывает из-за двери осторожно, прислушивается. Тишина по-прежнему на сознание давит, смех чей-то с улицы слышен, но внутри тишина одинокая, и Кларисса плечами передергивает в раздражении, на чувстве себя странном ловит, что за брата беспокоится. Впервые он ее так на долго одну оставил, и даже сообщения никакого не прислал.
А если случилось что-то, то как она узнает об этом? Как вернуться домой сможет, и… Как вообще одна останется?
Час минет, а она от окна не отходит, спальню свою шагами меряет, да раздражением полнится, тревогой и беспокойством. Кровать пинает, охает от боли жгучей, за пальцы хватается, и на ноге одной в ванную прыгает. Шипит и морщится, пальчики ушибленные потирает, и все же в душ заходит, встает под струи воды горячие, тем самым тревогу с себя смыть пытаясь.
У нее волосы от воды влажные, разводами тонкими по футболке стекают, и она в шортах коротких, на босу ногу; и на звук оборачивается, да на губах улыбка внезапная, облегчение и радость.
Но только в себя приходит тут же, опомнится и кулаки сожмет в раздражении, вдохнет медленно и выдохнет, сморщится, нахмурится, и зубы сожмет, чувства свои успокаивая. Она злиться на него обязана, а не радоваться возвращению.
И не сразу как-то соображает, что смех из-за двери женский.
Лишь к двери прислоняется, ушко к древку прикладывает, и в звуки вслушивается, что из-за двери доносятся. Она голоса различает, и глаза Клэри расширяются, взгляд темнеет в ярости, а внутри ураган из чувств формируется.
На нее словно ушат воды ледяной, и по спине струями холодными, неприятными, стекает. Она буквально чувствует, как краска от лица отнимается, и бледнеют щеки некогда румяные, да губы с цветом кожи сливаются. Душа ее изнутри чернотой заполняется, и скребется тьма когтями острыми, а Клэри ладони сжимает в кулаки, губы свои кусает до боли, и чувствует, как слезы предательские в уголках глаз скапливаются.
Он не один вернулся.
И пока она переживала, о нем думала, в неизвестности мучилась, он…
р а з в л е к а е т с я
А охотница дверь едва приоткрывает, да на спину брата взглядом натыкается, что на плече своем блондинку тащит, и видит брюнетку, что его наверх утягивает. И у Клэри на лице гримаса злобная, улыбка едва губы растягивает, да она дверь закрывает, себя сдерживает. Ей бы клинок сейчас, хотя она и подручными средствами обойтись сможет. Лампу со стола схватит, и в стену швырнет.
Наплевать. Пусть делает, что хочет.
Да только эмоциям волю дай, и уже не остановить.
Клэри замирает, прислушивается, и смех счастливый сверху до ее слуха долетает, шаги и кровати скрип. Слишком очевидный. Такой, что в сердце острием отравленным впивается, на сквозь пронзает.
И рычание яростное с губ срывается, охотница ладонями сметает все с трюмо, - падают на пол бутылочки декоративные, крема и косметика, - а затем она пальчиками за зеркало хватается, и с силой дергает, вынуждая предмет мебели упасть поверх некогда своего содержимого, полочкам из трюмо выскользнуть и беспорядком на полу рассыпаться, да осколки зеркальные по полу разлетятся в стороны разные, а Кларисса на все это со смесью злости и раздражения смотрит, на заднюю стенку трюмо забирается, и прыгает пару раз, доламывая, злость свою вымещая, ярость лютую.
Лишь спустя мгновение, когда стоны над ней громче станут, и она слишком отчетливо услышит имя брата, с чужих губ сорвавшееся; лишь тогда девушка ногой топнет, о стекла осколки поранится, зашипит, и в ванну направится, по пути раздраженно по стене ладонью ударяя.
Ей закричать захочется, или и вовсе в спальню вломиться, и попросить тише быть,
(за волосы девиц выпроводить)
но Фрэй понимает, что слишком явной ее эмоция будет, и брат сразу все по лицу прочитает; поймет, что вовсе не шум ее раздражает, а присутствие девушек, что его вниманием владеют, получая то, чего сама она так и не получила.
[indent] “Да и не хотелось!”
Она под струями воды ступни промывает, осколки извлекает из кожи покрасневшей, и старается отгородиться от того, что в другой комнате происходит. Но только раздражение никуда не спрятать, да ту эмоцию, о которой она думать не хотела. Даже мысленно название ее произносить не желала, но все же понимала, что ревнует она,
р е в н у е т
Так, как не ревновала прежде.
Как не ревновала Джейса,
(повода не было)
или Саймона,
(он вообще другом всегда был, за исключением того периода мимолетного)
или еще кого-либо, ибо прежде она никогда так из себя не выходила, никогда ранее не опускалась до мебели крушения, и сейчас лишь плечами пожимала, пока еще не понимая, как брату погром в своей спальне объяснит.
Впрочем, она не планировала перед ним отчитываться. И ему совершенно знать не обязательно, что трюмо да лампа жертвами лишь этой ночью стали. Возможно ведь, что она могла еще днем их сломать. Случайно, например. Когда перестановку затеяла.
Почему нет?
Звуки сверху стихают, а Кларисса лишь глаза закатывает, полотенцем ноги промокая. Этой ночью не она одна не спит, но только лишь ее одну ярость с головой переполняет. Она брату все высказать хочет, или же промолчать – сама еще не определилась. И в комнате ее сознание не держит, подталкивает к выходу, да пальцы подрагивающие дверной ручки касаются, проворачивают, и дверь тихо приоткрывается. Там – полумрак, и она выходит тихо, на одну ногу ступает осторожно, ибо каждый шаг легкой болью в ранах отзывается, и взглядом в обнаженную спину брата утыкается.
На его коже свежие следы от ногтей, некоторые даже глубокие, красные; и по телу разводы багряные, Клэри лишь кулаки сжимает, и назад пятится, уйти хочет, да вздрагивает.
У нее в душе эмоции лютуют, она не дышать старается, ибо боится, что своим сопением яростным лишь эмоции свои же с головой выдаст. И голос брата такой спокойный, удовлетворенный, от чего она лишь еще больше раздражается. И усилий неимоверный себя в руках держать стоит; совсем с трудом эмоции внутри удерживает, и ближе подходит, взгляд отводит от брата, не желает смотреть на следы недавней страсти чужой.
Она свое безразличие продемонстрировать хочет, да показать ему, что он совсем для нее не важен, ей все равно.
— Я не голодна. — Она плечами передергивает раздражительно, морщится едва, и голос ее звучит слишком резко, ночную тишину прорезает. — Лучше о своих спутницах позаботься. Им, после такого секс-марафона, завтрак в постель точно не помешает.
Кларисса глаза на миг закатывает, брови изгибает, губы поджимает недовольно, и мимо брата к холодильнику проходит, случайно плечом задевает, и отшатывается, вздрагивая.
Она дверцу холодильника открывает, и дыхание переводит, беззвучное ругательство с губ срывается, и глаза на миг закрываются. Она себя идиоткой считает, и пакет с молоком достает холодным.
— Знаешь, раз уж я вынуждена жить с тобой, то можешь в следующий раз чуть тише быть?
Она молоко в стакан наливает, спиной к плите прислоняется, и пару глотков больших делает, усы молочные с губы верхней слизывает, и плечами пожимает.
— Всю ночь под ваши стоны Джейса рисовать пыталась, и жалела, что терпеть это все приходится. Неужели нельзя как-то скромнее?
[indent] “Или вообще не на моих глазах? А лучше вообще нигде и ни с кем.”
Девушка стакан недопитый в сторону отставляет, и руки на груди скрещивает, голову к плечу склоняет, и на брата едва сощурившись смотрит. Она старается, - правда старается, - безразличие свое демонстрировать, да только раздражение все равно перевешивает, и ревность сердечко сжимает; взгляд невольно к следам ночи бурной возвращается, и на теле его следы от Ее ногтей давно затерялись под отметинами, что чужие пальцы оставили.
Это неприятно, да только Кларисса гнать прочь эти мысли должна; пока слишком поздно не стало, и мысль ее дневная в голове слишком прочно не укрепилась.
Ей нельзя о брате как-то иначе думать.
Не правильно это все.
Да только эмоции ее контролю не поддаются, и Кларисса выдыхает раздраженно, головой дергает, мимо брата проходит, на ходу бросая:
— Впрочем, мне все равно на то, чем ты занимаешься. И с кем. Доброй ночи.
И в сторону спальни своей шаги делает, стараясь не прихрамывать, и надеясь, что это в глаза не так сильно бросается.
У нее ярость в душе закипает, и Фрэй побег предпочитает, ибо осознает, что не выдержит, и с обвинениями накинется, выплеснет всю боль свою, и слишком очевидными ее истинные эмоции станут.
Она бежит, чтобы только себя в руках удержать.
Ибо там, за дверью спальни, ее спасение.
Отредактировано Clarissa Fairchild (2018-02-20 04:03:11)
